Максим Мартемьянов

Дом имени Владимира Путина, что в Зеленограде, ничем не отличается от остальных панельных многоэтажек-книжек типового проекта II-68-04. В нем двенадцать этажей, два исписанных подрастающими элементами лифта и 84 квартиры, две из которых недавно пострадали от пожара. Об этом напоминает чернота над окнами одной и полностью выгоревший балкон другой. Есть в доме и объект ненависти молодежи — некий Липатов, проклятиями в адрес которого исчерканы стены лестничных пролетов. В списке жильцов человек по фамилии Липатов не значится, из чего можно сделать вывод, что он, помимо того что просто «лох» и «хрен», так еще и незарегистрированный, то есть нарушитель действующего законодательства РФ.

Несмотря на урон, нанесенный пожаром, и наличие неподчиняющихся закону жильцов, дом имени Владимира Путина, по словам председателя его домкома, не утерял своего «стратегического значения» — строение все так же занимает выгодную позицию на пересечении Центрального и Панфиловского проспектов Зеленограда, а значит, каждый божий день весь трудовой народ Солнечногорска, поселка Менделеево и самого Зеленограда, направляясь в Москву, проезжает мимо поблекших и потрескавшихся стен 161-го корпуса.

В разговоре с председателем домкома важно помнить, что он — не Швондер.

Он так и говорит, поднимая седые брови:
— Я — не Швондер!
И вы сразу понимаете, что он — не Швондер. Да и как он может быть Швондером, когда зовут его Геннадием Вячеславовичем Давыдовым?
— Моя фамилия Давыдов. Да-вы-дов, — словно для глуховатой регистраторши районной поликлиники повторяет он, чеканя каждый слог. — Так и запишите.

Так и записываю: «Давыдов. Не путать со Швондером».

— Вот смотрите, — говорит председатель и указывает на рваный желтый лист, приклеенный на стену рядом с мусоропроводом. Я смотрю. На листе еще различимы снимки, на которых какой-то парнишка клеит на эту же самую стену рекламные объявления. Несколько фотографий, сделанных камерами, которые установил Давыдов для наблюдения за жизнью в пространстве между лифтами и дверью в общий коридор его отсека. Подписи на листке почти неразличимы. Отчетливо проступает только одно слово: «вредители».

— Рекламщики, — брезгливо бросает Давыдов. — Я хочу, чтобы был закон, который им бы это запрещал — клеить. Но это потом, в будущем. Еще многое надо сделать.

У председателя Давыдова немало инициатив — иногда он даже подумывает подать в суд на Горбачева, чтобы тот «ответил за развал великой страны». Но прославился председатель нынче той самой, всколыхнувшей массы, — ему вздумалось назвать родную «панельку» именем президента. Проспекты, улицы, даже горы и совхозы называют, а почему дом не назвать? — подумал он. Да и потом, личность-то того заслуживает, и обидно будет, если годы изотрут из памяти людей имя второго и четвертого президента РФ. Человек умрет, его забудут и охают. А вот если будет дом, то уже не посмеют забыть.

— Вы смотрите, как получилось. Царя расстреляли, мощи Ленина выносить собираются. Сталин умер — сразу на него покатили. Хрущев — другая история, а вот стоило Брежневу… так сразу: все дети у него воры и алкоголики, — Давыдов распаляется, — Все переименовывают, а тут — дом! Его никто, кроме собственников, уже не переименует.

Давыдову без трех лет 60. На висках его и затылке — короткостриженые седые волосы, под носом — щеточка таких же седых усов. Время, словно беспощадный комендант общежития, вынудило когда-то буйную шевелюру освободить занимаемую ею площадь на макушке, и ничто теперь не мешает люминесцентному освещению играть бликами на блестящем покатом черепе председателя домкома. За плечами у Давыдова — стаж токаря 5-го разряда на заводе и служба инструктором организационного отдела Фрунзенского райкома партии, годы безработицы начала 90-х и возвращение к трудовой деятельности путем приобретения статуса индивидуального предпринимателя и открытия магазина ювелирных изделий и бижутерии, который и ныне служит ему источником накопления капитала.

В левой руке у председателя — зеленая папка с документами. Со всеми бумагами Давыдов готов ознакомить самую широкую общественность, потому что он гордится проведенным им голосованием, результатом которого стало присвоение дому имени Путина. Ему скрывать нечего.

— Я со всеми готов встречаться, со всеми! Вот что скажу: мои выборы я провел лучше и открытее, чем те, что были — думские там, — говорит Давыдов, пытаясь открыть зеленую папку.

Операция, доступная любому Швондеру, осложняется тем, что вторая рука у председателя домкома занята портативной видеокамерой, на которую он ведет запись нашего разговора: «Это я — это для защиты своей чести и достоинства в суде, если потребуется. Чтобы вы не писали, что я Швондер какой-нибудь». Я пытаюсь уверить Геннадия Вячеславовича Давыдова в том, что всеми доступными мне средствами постараюсь избежать сравнения его со Швондером, и предлагаю положить камеру на тумбу, установленную в общем коридоре. Давыдов смотрит на меня немигающими глазами, словно, не надеясь на камеру, записывает на встроенный жесткий диск своей памяти мои слова. Потом он соглашается с моим предложением относительно тумбы. Кладет камеру, но не выпускает ее из руки. Смотрит на меня вполоборота и ничего не говорит. Глаза его чуть сужаются, и я понимаю: Давыдов мне не доверяет.

Семена недоверчивости буквально за день до нашей встречи посеяли в Давыдове как раз те, с кем он готов делиться своими мыслями и документами, — представители широкой общественности. Накануне нашей беседы к председателю домкома явился оператор проекта «Срок». Давыдов, подумав, что молодой человек от меня («Я cпросил: от Максима? Он так и сказал — от Максима»), выложил все как на духу. Теперь председатель опасается, что из того разговора «намонтируют черт знает что» и выставят его «каким-нибудь Швондером».

Камера все-таки устанавливается на тумбе, правая рука Давыдова освобождается, и он открывает папку. Начинает раскладывать бумаги: цветастые таблицы, реестры, письма и протоколы собраний. На одной из копий протокола собрания собственников помещений, отпечатанной на компьютере, есть подпись, сделанная от руки: «Сохранить для истории!». Для истории Давыдов желает сохранить протокол собрания («проведенного в форме заочного голосования»), который сообщает об избрании председателя и секретаря общего собрания собственников помещений, избрании состава счетной комиссии общего собрания собственников помещений, избрании местом хранения протокола проведения общего собрания собственников помещений квартиры самого Давыдова и, наконец, присвоении корпусу №161 «имени президента РФ Владимира Владимировича Путина». По последнему пункту: 

ЗА

85,08%

ПРОТИВ

8,8% 

ВОЗДЕРЖАЛИСЬ

6,12%
 

Сам Давыдов не голосовал: «Я права такого не имею — я не собственник, я тут только прописан».

Раскладывая на тумбе предметы своей гордости, председатель просит принять во внимание, что в доме живут нормальные люди, «интеллигентные и образованные».

— Я вот читаю в интернете всякие там комментарии. Пишут разные. Что вот, мол, жополизы, придурки, швондеры, психи — ага, «психиатры» все, — Давыдов давит смешок, одновременно покручивая растопыренной пятерней в воздухе. Не совсем понятно, что вызывает у него смех — название профессии или собственное остроумие. В комментариях к оскорбительным высказываниям на форумах он обычно пишет заглавными буквами: «ПСИХИАТРЫ». — Я никогда не спешу, всем даю высказаться, а только потом уже отвечаю. Тут живут нормальные, интеллигентные, образованные люди, — повторяет председатель, делая ударение на каждом прилагательном.

— Да и что это вообще такое, ники? — переходит председатель к более фундаментальной теме. — Люди боятся имя свое показать, прячутся за никами, только так и могут. У меня на всех форумах ник один — Геннадий Давыдов. Потому что моя фамилия Да-вы-дов, и я ей горжусь. Я не прячусь за никами, я везде подписываю свою фамилию. Я болею за московское «Динамо» и всегда открыто об этом пишу, хотя есть напряги со «Спартаком», с «Зенитом». Вот с ЦСКА нормальные отношения… — Давыдов вдруг обрывает фразу, замолкает на полминуты, будто пытается вспомнить, действительно ли у ЦСКА с «Динамо» отношения нормальные. Затем продолжает: — У меня на форуме «Советского спорта» ник Да-вы-дов, — то есть «Давыдов», но он опять произносит фамилию по слогам. — И рейтинг у меня там +27! И это ведь что-то значит!

На тумбе в это время оказывается таблица, на которой в зеленых, желтых и салатовых рамках красным и черным жирным шрифтом приводятся цифры голосования. «Не голосовали ВСЕГО — 39 кв. — 1886,05 кв.м — 44,20%. Приняло участие в голосовании — 45 кв. — 2380,95 кв.м — 55,80%». Явка обеспечена, результаты легитимны. Еще есть таблица для тех, кто не голосовал, своего рода позорный листок: «не голосовали — собственность города Москвы — 1 собственник (13 кв.); не голосовали — собственность ИП — 1 собственник (1 кв.); не голосовали — частная — 46 собственников (25 кв.)». Эти данные также представлены с подсчетом площади занимаемых указанными собственниками помещений и процента от общей площади дома.

— Я во всем люблю точность, если за что берусь, то делаю основательно, —говорит Давыдов. — И подписываюсь своей фамилией.

Новая таблица. Три цвета — зеленый, красный и розовый. Красный — не голосовавшая Москва и ИП, розовый — не голосовавшие собственники. И зеленый, «цвет жизни», как его называет председатель домкома, для тех, кто проявил свою позицию и проголосовал.

— Я зачем вам все это раскладываю? Не потому, что я Швондер. Вы поймите, я не Швондер — напишите, пожалуйста, — Давыдов прикладывает руку к сердцу. — Просто хочу показать, что все честно, все открыто. Что вот эти люди — «зеленые» — это те, кто хочет жить в самом лучшем доме Москвы, в самом лучшем доме страны! Я говорю, я за свои слова отвечаю.

Пока Давыдов ищет новые документы, он между прочим упоминает о том, что последнее время увлекается просмотром отечественного кинематографа — советского и современного. Недавно он посмотрел фильм «Петр Первый. Завещание».

— Вот там гроб Петра несут те, кого он называл ворами, — Меншиков да граф Толстой. Вы поймите, поймите, — председатель снова прикладывает руку к сердцу, — не хочу я, чтобы у России было такое завещание, не хочу я, чтобы воры…

Фраза виснет в воздухе, а на тумбе теперь уже брошюра. 27 страниц пестрят все теми же цветами — оттенки зеленого, оранжевого, красного, желтого. Это уведомление для собственников о том, что будет проведено голосование. У брошюры есть оглавление: где искать биографию Владимира Путина, где — самого Давыдова. Помимо этой информации солидный объем брошюры занимает распечатка комментариев с городских форумов, где кто-то поливает председателя грязью, а кто-то напротив — одобряет инициативного жильца. Остальная часть — письма в различные инстанции с просьбами позволить провести собрание по вопросу присвоения дому имени президента и ответы на эти письма с дозволением таковое провести, так как решение о проведении принимают только собственники и никто ничего запрещать не может. А также многочисленные отписки от различных служб, в которых они постоянно отказывают в ремонте дома.

— Только одна Москва не ответила, а ведь собственник, — усмехается Давыдов. — Значит, плевать Москве, да? Плевать на то, что мы тут лучший дом в стране делаем, да?

Собственно, все и началось с идеи создать лучший в стране дом, а если проще, то добиться капитального ремонта 161-го корпуса.

Около двух с половиной лет назад по району стали разгуливать представители управы. Они настоятельно советовали собственникам объединяться в ТСЖ. Геннадий тогда почитал, посмотрел в интернете и понял, что ТСЖ — не тот путь, по которому пойдет 161-й корпус. Он даже в лифте стал расклеивать листовки «против ТСЖ» (которые подписывал своей фамилией). В том, что товарищество так и не было создано, Давыдов усматривает свою заслугу. В итоге с управой пошли на компромисс — решили создать домовой комитет. На первом же собрании собственников, которое посетили десять человек, Давыдова утвердили председателем. Членами комитета стали еще двое жильцов. И началась работа.

Сначала Давыдов сделал что-то вроде подробной описи всех проблем дома: плохое отопление — люди мерзнут, крыша течет, мусоропровод сгнил и тому подобное. Стал ходить на приемы к главе управы. По воспоминаниям Давыдова, эти встречи посещало мало народу, человек 15-20 со всего района. И всё-то просили площадку детскую построить, да скамейку у подъезда поставить. Глава управы Матушкино Вешняков благодарил за идею, одобрял и обнадеживал. И как-то раз в ходе такой встречи Давыдов не сдержался и ляпнул: « Вот как хорошо у нас в домах люди живут, что уже думают о скамейках, о площадках. Загляденье! Город — шикует!»

Мысль Давыдов развивать не стал, но Вешняков, видно, намек понял, поэтому Давыдова невзлюбил. Намек же был простой — дому нужен капитальный ремонт.

Поняв, что ходить к главе управы — номер дохлый, Давыдов со сменой мэра Москвы переключился на префекта, который также встречался с населением. Там он уже во всеуслышание говорил о проблемах дома, о том, как «город шикует», как Панфиловский и Центральный проспекты обстраиваются новым комфортабельным жильем, а 161-й корпус так и остается обойденным вниманием властей. Давыдов говорил, но к нему не прислушались. А из инстанций все продолжали присылать ответы на его жалобы: «В планах не значится».

И вот в марте минувшего года один из городских порталов опубликовал большое интервью с префектом Смирновым. Речь в нем между прочим шла и о переименовании части Центрального проспекта в проспект генерала Алексеева. Отвечая на вопрос корреспондента об основаниях переименования, Смирнов, смеясь, обмолвился: «Я вас уверяю, что, если бы я захотел назвать этот кусок Центрального проспекта своим именем, то сделал бы это, представив все необходимые результаты обсуждений».

Давыдов задумался. Он думал неспешно и обстоятельно, тщательно взвешивая «за» и «против», ведь, что бы он ни сделал, подписываться он будет своей фамилией. В голове его народилась идея. Он стал читать законы и выяснил, что прежде, чем наименовать какую-либо муниципальную единицу, должны пройти обсуждения. Потом предложение о присвоении названия должно поступить в комиссию при Мосгордуме, где и будет утверждено или отвергнуто. Касалось это только улиц, остановок и прочего. Про дома же в постановлении города Москвы №181 не было сказано ничего. Давыдов, однако, нашел, за что уцепиться. В документе он обнаружил пункт, говоривший о том, что присваивать имена общественных деятелей организациям, находящимся в собственности города Москвы, можно по истечению пяти лет со дня их смерти или по специальному распоряжению президента. Дом — та же организация, рассудил Давыдов, а посему 26 октября на очередной встрече с префектом он, взяв слово, обратился к Смирнову с вопросом: «Скажите, а к кому обращаться, чтобы дом назвать? Мы тут хотим наш 161-й корпус в честь Владимира Владимировича Путина назвать». Вопрос был задан скорее для того, чтобы прощупать почву, посмотреть на реакцию. «К Путину и обращайтесь, — мягко ответил префект, и по залу прокатилась волна одобрительных смешков. А затем добавил задумчиво: — Не помню я, чтобы дома в честь кого-то называли».

По лицу председателя, когда он вспоминает слова префекта, проскакивает тень праведного гнева.

— Ну вот вы представьте, что я уже обратился к Путину за разрешением, — Давыдов начинает обозначать руками в воздухе равнозначные отрезки пространства, как бы выстраивая цепочку событий. — И Путин мне, представьте, говорит: «Давай, Гена, голосуйте за меня». Я, значит, провожу голосование, а он получает ноль. Ну и кто я тогда?

— Швондер? — делаю я предположение.

— Швондер, — довольно соглашается Давыдов и улыбается тому, что я правильно усвоил различие между двумя председателями.

Придя домой после встречи со Смирновым, Давыдов еще какое-то время потратил на просмотр нормативных актов и нашел, что все-таки про дома ничего в законодательстве не сказано. То есть не предусмотрено в РФ в честь кого-то дома называть.

— Но вы ж понимаете, как в любом правовом государстве: что не предусмотрено, то совсем не значит, что запрещено, — говорит председатель.

В доме сначала восприняли идею Давыдова в шутку. Смеялись, вспоминает Геннадий. О смехе помнит и Ольга Попова, помощница Давыдова, его заместитель в домовом комитете.

— Ну, понятно, что все в шутку приняли. А потом, смотрим, Давыдов-то серьезно говорит. Он все обосновывает, в лифтах клеит, мы читаем — что да почему, везде его подпись. Ремонта нет, а нужен. А Путин президент, у него власть. Он главный, при нем и жить стало лучше. Как же позволят, чтобы все продолжало гнить и осыпаться, если дом будет его именем называться?

На голосование Давыдов отвел собственникам последнюю неделю года. Каждому председатель предоставил ту самую 27-страничную брошюру и бюллетень. Девять собственников председателю обнаружить не удалось, так как они либо были уже в отпуске, либо квартиры свои сдавали. Поэтому он, потратив 1200 рублей, отправил тем, кто из числа лендлордов, заказные письма на адреса фактического проживания. Заполненные же бюллетени собирались в почтовом ящике Давыдова. И хотя они были собраны еще до Нового года, председатель, принимая во внимание праздники, объявил о результатах голосования только на прошлой неделе.

Давыдов протягивает мне заполненные листы для голосования.

— Видите, все честно: паспортные данные, площадь в собственности — все точно. А вот, вот, смотрите, одна квартира, три собственника, видите — один воздержался. Видите, в одной семье мнения делятся, и никто ведь ни на кого не давит, как хочешь, так и голосуй.

— А вы семьей в каком составе живете? Как голосовали? — интересуюсь я.

— У нас три собственника и двое прописанных. Все — «за», кто собственник, конечно.

— Я хотел узнать, женаты ли, есть ли дети…

— А-а-а, — Давыдов расплывается в улыбке и шумно, с наслаждением втягивает воздух отсека. — Женат. И живем мы с женой, дочкой, мужем ее и внучкой замечательной.

Как раз жена-собственник и натолкнула председателя на мысль о том, как сделать выборы, чтобы ни одного огреха не вышло, а заодно и повысить шансы корпуса 161 в погоне за званием лучшего дома в стране. Звания такого, кстати, конечно, не существует, но у Давыдова есть инициатива продвинуть это на законодательном уровне.

— Я сначала, еще до того, как у префекта был, думал включить в бюллетени и других — Жириновского, Зюганова, Навального, Немцова, всех, в общем. Но Зинаида мне говорит: «Ген, мы с тобой, конечно, за Зюганова голосуем, но Путин — начальник, он главный, он всем управляет». И я думаю, если включу всех, то люди же за идею, за идею голосовать будут, а не за дом!

— А вы сами-то к Путину как относитесь?

— Он — руководитель, он — президент, он — начальство. Двенадцать лет держать власть — это ведь чего-то стоит, за это можно уважать. Не надо только хаять. Мы ведь чем тут занимаемся? — Давыдов делает паузу. — Мы строим великую Россию, и мы должны помогать человеку, который стоит у руля. А всем бы только хаять и хапать. Вот вы посмотрите, комментируют на форумах, Швондером называют. А где хоть один комментарий от госслужащего? У них, значит, в кабинете портрет Путина висит, они, считай, от него зарплату получают. А где их заинтересованность? Не вижу я этого, — председатель горестно поджимает губы. — Не вижу…

«ДОМ ИМЕНИ ПУТИНА» (ЗЕЛЕНОГРАД, КОРПУС №161)

Геннадий Вячеславович Давыдов по состоянию души социалист. Он против закона о митингах, но, будучи воспитанником детдома, за «закон Димы Яковлева»: «Человек должен воспитываться там, где родился. А там — кто знает, может и под нож ребенок попадет. А чего? Запад есть Запад, капитализм, знаете, есть капитализм».
Председателю домкома еще многое нужно сделать. По его собственным словам, он только в начале пути. Ему еще предстоит исследовать роль личности Владимира Путина в истории — присвоение его имени дому своего рода еще и эксперимент.

— Я когда объявил результаты, то так и сказал: ребята, теперь у нас колоссальный политический вес. Теперь, на каждом нашем обращении будет значиться «от жильцов корпуса 161 имени действующего президента РФ Владимира Путина, пока официально не признанного».

«Колоссальный политический вес» уже начал оказывать давление на муниципальную власть. 14 января Давыдова неожиданно вызвали в управу на прием. В ходе непродолжительной встречи у руководителя сектора жилищно-коммунального хозяйства председателя заверили в том, что в ближайшие месяцы в доме начнется ремонт — на лестничных площадках заменят старые деревянные окна новыми пластиковыми. Первый шаг к лучшему дому в стране, считает Давыдов, уже сделан.

— Когда человек будет садиться в такси и будет говорить: везите меня к дому Путина, — куда таксист его повезет? — спрашивает Давыдов и сразу отвечает: — Или в Зеленоград, или к самому Путину! И я хочу жить так, как должны жить в доме Путина. Чтобы так жили во всей стране. Чтобы на каждом доме была вертолетная площадка — хотя бы. Конечно! А какой же Швондер откажется от улучшения условий?

К концу разговора с Геннадием Вячеславовичем Давыдовым понимаешь, что он, конечно, — не Швондер. Он скорее другой булгаковский герой — Иван Васильевич Бунша.