Владимир Ашурков, 40 лет. Исполнительный директор Фонда борьбы с коррупцией, член оргкомитета партии «Народный альянс»
— Когда вы начали читать блог Алексея Навального?
— Точную дату не помню. Я всю жизнь интересовался политикой и тем, что происходит в демократическом движении. В 2009 году это случилось. Я подписался тогда на ЖЖ Навального, иногда комментировал. И решил написать ему после статьи в «Ведомостях» по поводу IPO «Русала».
— Почему именно тогда?
— Вопросы про корпоративное управление и прозрачность публичных компаний — это то, с чем я имел дело большую часть своей карьеры. Я ему написал и сказал, что на его месте я бы некоторые вещи делал по-другому. Предложил некоторые идеи. Через некоторое время мы встретились и познакомились.
— Зачем вам это было нужно?
— Мне понравился подход Алексея. Он не просто писал о злоупотреблениях, а предпринимал серьезные действия: писал жалобы, обращался в прокуратуру. Кроме того, он подходил к деятельности достаточно прагматически и с определенной долей иронии, что отличает его от многих других политических деятелей. Это качество я очень ценю в людях.
— Алексей в жизни сильно отличался от Алексея в блоге?
— Когда я читал блог, я думал, что у Алексея есть серьезная команда, которая с ним работает. И мне было довольно удивительно узнать, что у него всего лишь небольшая адвокатская практика с двумя-тремя юристами. С такими небольшими ресурсами он смог заниматься такими сложными вопросами.
— Вы тогда имели какое-то отношение к политической тусовке?
— Только пассивно. Я поглощал много информации. До того, как я познакомился с Алексеем, никто из публичных фигур не возбуждал у меня желания им помогать. Я просто следил за всеми новостями, у меня, может быть, и возникало желание вступить в партию, но ничем конкретным это не заканчивалось. На тот момент мне нравились «Яблоко» и СПС.
— Что изменилось после вашего прихода к Алексею?
— Мы начали работать с конкретными случаями и над разработкой оргструктуры нашей команды по борьбе с коррупцией.
— Можно сказать, вы, проработав последние несколько в «Альфа-Групп», отказались от карьеры топ-менеджера ради Навального?
— Не было момента выбора или решения как такового. Это все начиналось довольно невинно. Есть гражданский активист, которому я помогаю в частном порядке, и это никак не затрагивает мою рабочую деятельность. Два года это продолжалось, а потом, в начале этого года, мое руководство решило, что все-таки существует определенный риск в связи с моим пребыванием в компании, и мне пришлось покинуть «Альфа-групп». Это было не мое решение. Я бы с удовольствием продолжал совмещать эти две работы.
— Если у вас появится снова возможность совмещать работу в Фонде и большой корпорации, вы согласитесь?
— Это непростой вопрос. Наверное, разумная позиция – рассматривать предложения, если они будут поступать, но все же на данный момент я посвящаю большую часть времени работе в Фонде, а также созданию партии «Народный альянс». Плюс, если я буду избран в Координационный совет, это тоже будет занимать много времени.
— У вас есть собственные политические амбиции?
— Да, конечно: каждый человек сам за себя. Мне не нравятся те политические репрессии, которые сейчас происходят в нашей стране. Я хочу все это изменить, и моя работа в Фонде, создание партии и выборы в КС — все нацелено на эти изменения.
— А какие, на ваш взгляд, реформы можно было бы провести уже сегодня, чтобы стало лучше?
— Реформа управления государственными предприятиями. Мы написали с Алексеем статью для Harvard Business Review об этом. Есть еще моя статья в «Ведомостях» о том же. Это одна из реформ, которая могла бы быстро дать результат, чтобы заменить существующую структуру назначения менеджмента в крупных компаниях на более профессиональную с привлечением независимых советов директоров. Это привело бы к увеличению доходов бюджета на миллиарды долларов.
— Когда ваша партия должна быть зарегистрирована?
— Есть формальные требования, которые нам надо выполнить; это небыстрый процесс. Надеюсь, что следующей весной мы его завершим.
— Сколько времени занимает у вас работа в Фонде?
— Где-то половину времени я занимаюсь делами Фонда. Помощью с конкретным проектам: привлечением доноров и пожертвований для финансирования, вопросами административного и финансового характера.
— Как вы считаете, вы остаетесь в тени Навального?
— Мы одна команда и работаем над достижением общих целей. Я даже удивлен, что стал такой публичной фигурой и ко мне часто обращаются.
— А вы хотите быть публичной фигурой?
— Чтобы добиться тех целей, которые я перед собой ставлю, – да. Я понимаю риск, который связан с такой публичностью, но я не вижу возможности их избежать. Конечно, мне бы хотелось по максимуму оградить своих близких от негативного влияния, которое может иметь политическая деятельность в нашей стране. Поэтому я принял решение, что я о своих близких и личной жизни не говорю публично.
— У вас вообще остается время на отдых?
— Мой стиль жизни не очень изменился. Есть время на занятие спортом и общение с друзьями. Я люблю плавание и бокс. На неделю в год стараюсь выезжать покататься на лыжах.
Любовь Соболь, 25 лет. Юрист проекта «РосПил»
— Как вы попали к Навальному? |
Анна Ведута, 23 года. Пресс-секретарь Алексея Навального и Фонда борьбы с коррупцией
— Как ты стала пресс-секретарем Навального?
— 6 февраля Алексей разместил в блоге пост, что ему нужен пресс-секретарь. И уже через неделю, в следующий понедельник, я вышла работать. Процедура была простая и прозрачная — на указанный имейл надо было выслать резюме и эссе, я это и сделала. Было ощущение, что решение я принимаю именно на этом этапе, а дальнейшее – предрешено. Позвонил человек, профессиональный «эйчарщик», который на аутсорсе помогал, предложил встретиться. Мы с ним поговорили, и он мне сказал: «Я обещаю, что устрою встречу с Навальным. Я считаю, что это ваше место».
— И что спросил Навальный?
— Ну я, вообще, была шокирована. Боже мой, живой Навальный! А он стал спрашивать, чем я занималась раньше, что, например, делала в «Апостол Медиа Групп» (пиар-агентство Тины Канделаки. – И.К.) — есть и такая деталь в моей биографии. Мы поговорили где-то час. Он золотых гор не обещал, честно сказал, что будет тяжело с графиком, что всякие неприятные люди смогут мной интересоваться. Потом сказал: «Добро пожаловать в ад. Я даю твой телефон журналистам». И с понедельника я вышла.
— А, действительно, где ты работала до этого?
— Перед выходом в Фонд стажировалась в отделе политики «Коммерсанта» у Глеба Черкасова, параллельно работала одной из помощниц президента компании АФК «Система». У него их шесть штук, и работали мы посменно, поэтому оставалось много свободного времени — я еще успевала в вечернюю аспирантуру МГУ. В университетские времена работала в основном в бизнес-структурах — ивент-менеджером и пиарщиком. В «Апостол Медиа» – главным редактором сайта.
— И вскоре после выхода на работу тебя пригласили в Оксфорд, так?
— Да, я еще осенью прошлого года, до начала всех протестов, подала документы в три британских вуза: Кембридж, Оксфорд, LSE. Понимала, что, скорее всего, в один из них пройду, но без стипендии бы не поехала – для меня это неподъемно. Хотела заниматься политической культурой, тем же, чем я занималась тут, на факультете политологии МГУ. И вот весной, когда я уже работала в Фонде, получила письмо: принял Оксфорд, дали полную стипендию. Я захожу в кабинет к Алексею и говорю: «У меня трагедия. Вы не поверите, но меня приняли в Оксфорд и дали полную стипендию».
— Почему ты решила остаться?
— У нас состоялся интересный разговор. Алексей никогда никому не будет говорить «сделай то или сделай это». Как начальник он именно советует, никогда не указывает. Он и посоветовал разобраться в себе, понять, как я хочу строить свою жизнь. Предложил не спешить с решением. В общем, я подумала и решила, что это не последний университет в моей жизни.
— Тяжело далась работа сначала?
— Метеорологически в Москве февраль и март — самое тяжелое время. А я их почти не помню. Приходила к десяти, уходила после одиннадцати. Или уходила домой и продолжала работать оттуда. Постоянно звонил телефон, приходили письма. Пришлось осваиваться в твиттере, которым я до этого не пользовалась, со всеми его мемами. Поток информации был дикий. В день президентских «выборов» в штабе «Росвыборов» я, кажется, с тысячей человек поговорила. В конце дня уже ни с кем не могла – просто молча смотрела на стену.
— Как тебя восприняла журналистская тусовка?
— Люди оказались куда более дружелюбными и открытыми, чем я ожидала. Я завела несколько настоящих друзей за это время. Я была новенькая, и много журналистов помогали мне советами.
— Сама что-то делала, что установить новые контакты?
— Поначалу я понимала, что в «Жан-Жак» надо походить. Зайду, пожалуй, в пятницу туда и в «Маяк», посмотрю на этих людей, с которым всю неделю по телефону говорила. Интересно, как вообще живет это сообщество. Поначалу меня это затянуло, а сейчас уже не хожу – старость, наверное.
— Какое пока что самое яркое впечатление за все время работы?
— Самое яркое было пятого марта на Пушкинской площади. Казалось, что Москва была на военном положении – разве что танки не стояли у Кремля. В какой-то момент у этого фонтана все стали собираться, меня случайно ударили коленкой о мраморный бордюр — боевой шрам до сих пор остался. Алексей тогда махнул «уходи!». Меня отпихнули, я встретила Олю Кузьменкову, журналистку «Газеты.ру», и мы пошли в стеклянное здание «Известий». Персонал говорил, что ресторан закрыт, но все продолжали стоять и смотреть сквозь стекла, как бежал ОМОН. Второй или третий наряд. Черные каски – как тараканы. Весна. Темно. Они все стягиваются, начинается кишение. Я боялась, что их сейчас будут убивать, при этом совершенно спокойно отвечала на все звонки, докладывала ситуацию. Когда Алексея ночью отпустили, я уехала домой, и уже там меня догнали эмоции. Меня всю трясло, болела раненая коленка.
— Каким ты видишь свое будущее?
— У Сомерсета Моэма в книге «Бремя страстей человеческих» есть красивый образ. Старый коврик как смысл жизни. Есть прямые стежки: родился, женился, умер. А есть витиеватый узор — после каждого шага открывается миллион новых возможностей. Я не строю линейных планов.
— Какие у тебя еще любимые книги?
— Очень люблю «В круге первом» Солженицына, у Толстого «Крейцерову сонату» и «Воскресение». Раннего Достоевского — «Бедные люди» и «Записки из подполья». «Приглашение на казнь» Набокова. «Дивный новый мир» Хаксли. Люблю стихи Блока и Ахматовой. Особенно Ахматовой — меня назвали в ее честь. Я тоже Анна Андреевна и тоже родилась в 89-м году, но на сто лет позже.
Федор Езеев, 34 года. Координатор проекта «РосЯма»
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Координацией проекта «РосЯма». Отвечаю тем, кто задает вопросы. По их мотивам придумываю, как сделать сайт лучше, чтобы эти задачи можно было очевидно решать.
— Как появился проект?
— История давняя. Есть такой комитет по защите прав автолюбителей. Они году так в 2005-м придумали всю эту конструкцию — соединить ГОСТ с Административным кодексом. Если написать о яме заявление, то все должно случиться. Рассказали тогда сотрудникам ГИБДД, для них это было новостью. Притом что ГОСТ действовал с 1994 года. Я за всем этим тогда следил, мне это было интересно, хотя политикой не увлекался и на митинги не ходил.
— И как эта идея попала в политическое поле?
— Ее не было в политическом поле. Пару лет она лежала в полузабытом состоянии. Кто-то пытался готовить всероссийский проект «Дорога по ГОСТу», но ничего не было. Да, в общем, и сейчас. «РосЯма» — не совсем политический проект. Ее цель — рост правового сознания граждан. Мы используем существующий закон, чтобы делать жизнь конкретных граждан лучше.
— А как о ней узнал Алексей?
— Я узнал о существовании Навального в 2010 году. Тогда я работал руководителем IT-отдела в торговой фирме. А он на федеральном уровне активно «троллил» ВТБ, требовал протоколы советов директоров разных компаний. Я подумал, что было бы здорово познакомиться, помочь ему чем-то. Взял дорогу у своего дома в Красногорске — вся в ямах и выбоинах — и по шаблону «Дороги по ГОСТу» написал запрос. Получил ответ, который меня не устроил. Написал второе письмо. В итоге дождался ремонта и эту историю описал у себя в блоге со сканами ответов. Послал ссылку Алексею. Ему идея очень понравилась.
— Что было дальше?
— Навальный написал у себя в журнале. К нему прибежали программисты, которые стали присылать идеи, что и как сделать. Но выхлопа так и не получилось. В итоге Алексей свои деньги заплатил студии «Гринсайт», и они запустили в мае 2011 года сайт.
— Вы сразу им занялись?
— Нет, я оставался на старой работе и потихоньку ковырял дороги у себя в городе. Изначально проектом занимался Дмитрий Волов, юрист, который давно работает с Алексеем. Но проект оказался настолько популярным, что через полтора месяца им обоим стало понятно, что нужен отдельный человек. Тогда вспомнили меня, почитали мой ЖЖ, где продолжал «троллить» местные ГИБДД и администрации, и пригласили в офис. С тех пор и координирую проект.
— Какое Алексей произвел на вас впечатление?
— Перед знакомством была настороженность: кто за ним стоит и все такое. Я понимал абсурдность таких заявлений, но хотелось посмотреть человеку в глаза, насколько искренне он делает то, что делает.
— Реализация идеи вам тогда понравилась?
— Изначально я скептически относился к идее создания сайта, где люди будут ставить точки на карте. Мне было непонятно, зачем, но Алексей ответил на этот вопрос. Ты ставишь точку на карте, и сайт определяет, в какой ГИБДД отправить заявление и создает его текст автоматически.
— Как можно оценить популярность «РосЯмы»?
— Сейчас на сайте зарегистрировано более 20 тысяч человек. Они подали более семи тысяч заявлений. Из отмеченных ям четверть отремонтированы, при этом надо понимать, что статистика идет в сторону уменьшения. Многие забывают потом указать, что яму заделали. По отправленным заявлениям статистика еще больше — 50%.
— А на каком основании могут не ремонтировать?
— Иногда ГИБДД приезжает и говорит, что яма соответствует ГОСТу. Там же прописано, что она должна быть 60 на 15 см, и глубина 5 см, и хотя бы один параметр должен быть больше. Еще у них любимые отписки — сказать, что яма на дворовой территории или в придомовом участке, то есть в коллективной собственности жильцов, и поэтому они якобы не должны этим заниматься. В обоих случаях это не так. Мне все равно, чья это дорога и кто конкретно сейчас ее ремонтирует.
— Трудно с ГИБДД?
— На самом деле именно ГИБДД за редкими исключениями нормально отрабатывают: выписывают предписания и возбуждают административные дела. Спотыкается все в конечных исполнителей — то есть в местную администрацию, особенно в небольших городах. В принципе, их можно понять. Наш Бюджетный кодекс денег муниципалитетам почти не оставляет.
— Вам нужно больше активистов в «РосЯму»?
— На деле не нужно, чтобы миллионы писали заявления. 20–50 тысяч активистов, равномерно размазанных по всей стране, достаточно для того, чтобы система начала меняться. Есть сотрудник ГИБДД, который выезжает на ямы; есть мэр города, который думает, на что потратить скудный бюджет, — и все эти люди еще три года назад не слышали вот этого мнения, что дороги плохие. Сейчас это мнение миллионов доходит до них в виде тысяч заявлений. Думаю, нужно постепенное наращивание.
— Кто ваши активисты?
— Представьте себе, живет человек в Таганроге, Пензе, Курске. Делает что-то, ковыряется. И ему кажется, что вокруг никого нет, больше никому это не интересно. А через «РосЯму» он узнает, что он не один, что он в команде. Это мотивирует. У нас есть активист в Курске, который отметил более 1000 ям. Из них было ремонтировано за год больше 400.
— Как вы относитесь к теории малых дел?
— Хорошо. Конечно, любая политика малых дел должна развиваться во что-то большее. Так человек приобретает общественное влияние. Но если человеку хочется оставаться на этом уровне, почему бы нет? Все лучше, чем пить пиво и смотреть телевизор.
— А вы зачем идете на выборы в Координационный совет?
— История этих выборов — само по себе дело, которое показывает оргподготовленность людей из оппозиции. И первая моя задача — своим участием поддержать эту идею. Также мне очень хочется, чтобы в оппозиции появилась группа людей, которые действительно представляли всех тех, кто приходит на митинги.
— Вы могли бы стать чиновником? После, скажем, смены власти.
— Я бы попробовал. Фактически нынешняя конструкция «РосЯмы» повторяет структуру какого-нибудь федерального агентства. Мы тоже находимся на оплате у граждан.
— Есть какой-то опыт взаимодействия с действующей властью?
— Вообще мы открыты к интеграции с любой стороны. Например, сейчас заканчиваем процесс интеграции «РосЯмы» с электронной приемной правительства Москвы. У них очень прогрессивный IT-департамент. К нам пришли конкретные люди, которые хотят ездить по ровным дорогам. Ведь хорошие дороги нужны при любом социальном строе.
— Продолжаете сами до сих пор искать ямы?
— Да, иногда с детьми катаемся на велосипедах по Красногорску и фотографируем ямы.
Сергей Власов, 32 года. Координатор проект «РосУзник»
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Сейчас на 90% штаб помощи задержанным «Росузник» — это «болотное дело». Мы защищаем почти половину арестованных и стараемся координировать защиту остальных. Недавно при нашей поддержке состоялась встреча большинства адвокатов, которые защищают «узников Болотной». Они узнали, что происходит по соседним делам, обменялись мнениями, каким образом стоит выстраивать защиту.
— Как вы структурно относитесь к Фонду по борьбе с коррупцией?
— Это не часть фонда. Я не получаю зарплату и бывают в офисе раз в несколько месяцев. «РосУзник» — это идея Навального, которая в дальнейшем воплощалась мною при некоторой финансовой поддержке Алексея — на хостинг, на программиста.
— Как зародилась эта идея?
— Все началось, когда после митинга на Чистых прудах 5 декабря я вышел из «Макдоналдса» с чаем, прошел метров двадцать и был задержан полицией. Просто схватили после того, как на меня показал какой-то полковник в папахе. После этого попал в ОВД, провел там трое суток, и к нам не приезжал ни один адвокат. Не было никакого центра, которые бы определял, где есть проблемы. Потом мы были на суде и видели, как десятками освобождали людей, а другие получали 10–15 суток. Я тоже получил 10 суток и попал в спецприемник.
— И как там?
— В спецприемнике понравилось. Там было человек девяносто наших, включая Навального, и человек пятнадцать обычных. Никаких эмоций, ничего страшного. Понимал, что не убьют. Если честно, я думал, что я высплюсь. Я менеджер в строительной фирме, и у меня график работы с 8 утра. Но выспаться не удавалось. Разговаривали допоздна, пока не отрубались. Подавляющее большинство людей в камере были с высшим образованием, студенты старших курсов, руководители компаний, режиссер, программист, дельтапланерист. Организовали чтение лекций.
— Как Навальный себя вел в камере?
— Он много чего организовывал в камере. Например, принцип, что каждый курит только у окошка. Порядок он достаточно быстро навел. У меня и раньше к нему было нормальное отношение. Каким я представлял его себе, таким он и оказался. Он не хочет казаться лучше. Нельзя все же целую неделю строить из себя того, кем ты не являешься.
— В какой момент был придуман «РосУзник»?
— Идея «РосУзника» появилась в камере вместе с другими — «РосВыборами» и проекта «РосМафия», который так и не развился. Его идея состояла в том, чтобы собрать всю информацию о представителях судебной и правоохранительной системы — условный список Магнитского. Просто тогда все были обижены.
— И сразу идея была вот такой, как сейчас?
— Нет, когда я стал координатором проекта в январе, изначально собирался устроить его по-другому — как социальную сеть, в которой можно зарегистрироваться как волонтер, юрист, журналист, и, в зависимости от того, что ты готов делать, получать информацию. И когда все уже было готово, – а это достаточно сложный сайт, – случилось 6 мая. И оно разрушило все предыдущие планы.
— Пришлось все придумывать на ходу?
— Да, команда из пяти человек появилась тогда же в мае. Рано утром 7 мая мы встретились в Жорой Албуровым и Максимом Кацем – он как-то договорился с Жорой – и еще несколькими людьми. Люба Соболь помогала. Юля Сазонова приезжала тоже.
— Где вы брали первых юристов?
— Первым адвокатом «РосУзника» стал тот человек, которого мне в свое время прислал на апелляцию мой друг. Я видел, что он классно это делает. Плюс мы начали сбор денег, в основном через твиттер, — собрали 700 тысяч за несколько недель. Цена договорная. Гонорар по административке — 10 тысяч рублей за работу до трех часов, если четыре — то 12, если больше четырех — то 15 тысяч.
— Как сначала искали людей?
— Опять же через твиттер. По ключевым словам «задержания», «винтаж» и так далее. Потом некоторые волонтеры просто ездили за автозаками и отслеживали перемещения задержанных. Использовали телефон. В первые две недели легче было работать по административным задержаниям, чем сейчас, когда сотрудники ОВД практически не идут на контакт.
— Огромные штрафы что-то изменили?
— Да, раньше всегда старались написать 19.3, неповиновение сотрудникам полиции, за это штраф от 500 до 1000 рублей был или до 15 суток, а статью 20.2, за которую просто от 500 до 1000 рублей, раньше использовали, когда много народу, чтобы отделаться. Сейчас 19.3 дают очень редко и когда кто-то действительно идет на конфликт с полицией. И очень много стало статьи 20.2 для обычных активистов — от 10 до 20 тысяч. 10 тысяч — нижняя граница.
— А «РосУзник» не будет собирать деньги для выплат этих штрафов?
— Я видел инициативы, когда человек просил собрать ему на штраф. Но «РосУзник» не должен этим заниматься, потому что тогда нарочно будут больше давать, чтобы обнулялись такие кошельки.
— Трудно совмещать с основной работой?
— Нетрудно, потому что у нас в Москве пять человек, и мы трудоемкие функции распределяем. Когда активность маленькая, я в день трачу меньше часа. Когда что-то происходит, бывает и по три-четыре часа. Ну и на работе я не афиширую то, чем я занимаюсь. Несколько человек знает. Шеф не знает фамилию Навального. Как-то беседовали, и он, решив подколоть меня, спросил: «Ну как там твой Панфилов поживает?». Я долго не мог понять, чего он от меня хочет. Настолько он далек от протестной активности.
— Зачем вы в конечном счете все это делаете?
— Я довольно впечатлительный человек. Сам же прошел всю эту систему, хотя и не в таких масштабах как по «болотному делу», конечно. Вижу то, что сейчас происходит, читаю письмо из СИЗО и понимаю, что никак нельзя бросить. Это было бы предательство. Или вот каждый месяц нам пишет бабушка: мол, получила пенсию, отправила вам тысячу рублей. И я понимаю, что такое для нее эта тысяча рублей.
— Семья вас поддерживает?
— Жена переживала и переживает. Детям (у меня трое мальчиков_ я ничего об этом не рассказывал. Не тот возраст. Когда я сел на 10 суток, для них это была командировка. А не так давно они увидели в «Большом городе» материал Светланы Рейтер, где были фотографии моего задержания. Теперь вот знают.
6. Георгий Албуров, 22 года. Координатор проектов «Добрая машина правды» и «РосВыборы»
— Чем вы занимаетесь сейчас?
— ДМП совместно с Владом Нагановым и «РосВыборами». «РосВыборы» активно работали на президентских выборах, и сейчас мы активизируемся на выборах в Химках.
— Когда вы впервые услышали о Навальном?
— Он незаметно вошел в мою жизнь. Впервые я с ним развиртуалился на «Антиселигере» прошлым летом. До этого за пару месяцев я провел в ЖЖ небольшое расследование про то, как нашисты накручивали свои посты. В то время занимался программированием и сделал небольшой скриптик, который фиксировал число голосов за пост. Пост сколько-то провисел в топе, и на него обратил внимание Алексей. Ретвитнул его. И когда я знакомился с Алексеем, он сказал: «А, ты тот чувак, который это сделал».
— Вы чем тогда занимались?
— У меня была небольшая своя фирма, где работал я один. Юрлицо просто. Создание и продвижение сайтов. Еще учился – до сих пор учусь.
— Что было дальше?
— Прошло какое-то время и был суд «Владлен Степанов против Алексея Навального». Все это было связано с делом Магнитского. Было пять судебных заседаний, которые долго длились вплоть до поздней осени. На одном из последних заседаний я подошел к Алексею и предложил на выборах в Думу организовывать наблюдателей. В тот момент мы уже друг друга узнавали. Идея ему понравилась, но мы так и не запустились, потому что у него не было времени. В итоге на выборах я помогал «РосАгиту» и участвовал в «Антикарусели» 4 декабря.
— А в Фонд ты когда попал?
— Уже в конце декабря прошлого года Алексей мне позвонил. Я был в Уфе, и по местному времени было два часа ночи. Сначала я удивился, когда на телефоне отобразилось «Навальный». Алексей предложил мне делать проект по наблюдению за мартовскими выборами — «РосВыборы». И вот с 1 января я работаю с ним.
— Как ты делал этот проект?
— У нас было мало времени, поэтому работали интуитивно. В итоге записались 17 тысяч наблюдателей, притом что ставили планку в 20 тысяч. Чуть-чуть не добрали.
В целом, считаю, проект оправдал поставленные задачи. Удалось мобилизовать большое количество людей. Они увидели, как по беспределу выгоняют, как вбрасывают, организовывают карусели. Кампания в Химках — следующий большой проект «РосВыборов». Сейчас смысл есть пускать основные силы именно на них. Пока другого интересного мы не видим.
— Чем будут заниматься «РосВыборы» после Химок?
— Впереди ряд важных выборов, в том числе в Москве. Химки очень важны в этом смысле. Это крупный подмосковный город, где оппозиционный кандидат может победить и создать таким образом прецедент перед московскими выборами. Очень важно показать, что победа оппозиции возможна и на нечестные выборах, что можно собраться с силами и задушить эту гадину.
— Вы сами идете в Координационный совет оппозиции. Зачем?
— Потому что это новый этап в жизни российской оппозиции – когда лидеры будут изибираться. Это фильтр, который позволит новым активистам прийти в политику и уберет старых лидеров. Лично для меня это возможность заниматься реальными делами. Я видел трансляции оргкомитета, там часами обсуждают ненужные вещи, например, списки выступающих.
— В чем состоит ваша программа?
— В двух словах — организация массовых акций и помощь политзаключенным. Должна быть комиссия при КС по политзаключенным, которая будет заниматься определением этого статуса. Для этого им надо будет предоставить все документы и материалы уголовного дела.
— О ДМП впервые было объявлено 5 марта на Пушкинской площади. Вы знали об этом заранее?
— Идея, похоже, родилась совсем незадолго до митинга. Перед митингом был интересный момент: мы все в офисе собрались уже, и Алексей зашел минут на 15 в кабинет. И мы поняли, что он обдумывает речь.
— Он никогда их на вас не тестирует?
— Нет, у него нет заготовок. Например, на последнем митинге 15 сентября он хотел посвятить основную часть речи выборам в Координационный совет, а в итоге про КС вообще не сказал.
— Откуда взялся этот термин?
— Думаю, термин родился спонтанно на сцене. Просто Алексей предложил построить нашу машину пропаганды, добрую, чтобы каждый человек при слове «Путин» вспоминал слово «вор».
— Какие, кстати, настроения царили в Фонде после президентских выборов?
— В Фонде царила рабочая атмосфера. Разочарованием там и не пахло. Тогда мы решили, что надо делать инвентаризацию ресурсов. Грубо говоря, сделать сайт, где мы бы могли записать людей, которые готовы чем-то заниматься. После его запуска на нем зарегистрировалась примерно 80 тысяч человек.
— Что сейчас с ним интересного происходит?
— Идет разработка мобильного приложения. На каждый айфон будет приходит уведомление: покажите видео бабушке, скачайте листовку, пожертвуйте 500 рублей и так далее.
— А как создаются листовки ДМП?
— Это происходит следующим образом. Алексей диктует какой-то текст, который он сам придумал или в твиттере подсказали. Затем мы пишем полный текст. Делаем сайт и запускаем.
— Какая конечная цель ДМП?
— Падение рейтинга Путина и честные выборы. Наша деятельность — это марафон. Перед нами встают постоянно новые задачи.
— Чем занимаетесь в свободное время?
— Смотрю сериалы — Breaking Bad, South Park, Futurama, House M.D. Играем с друзьями в настольные игры вроде «Монополии» или «Колонизаторов». Книги читаю — больше люблю нехудожественные, что-нибудь по нефтедобыче или, например, об эволюции. В отпуск все собираюсь — давно мечтаю поехать в Грузию.
7. Владислав Наганов, 28 лет, координатор проекта «Добрая машина правды»
— Когда вы познакомились с Алексеем?
— В январе этого года, сразу после моего поста в ЖЖ, посвященного обещаниям Путина по тарифам ЖКХ. Пост тогда разошелся и дошел до Алексея. Ему несколько людей кинули ссылку на этот пост, после чего он написал письмо, предложил продолжить. Так и появилась наша подборка про Обещалкина.
— А лично вы когда встретились?
— Сначала только через почту все шло. Впервые встретились уже в марте, после выборов Обещалкина. 5 марта я услышал выступление Алексея на Пушкинской площади, его призыв создать «Добрую машину правды». Тогда я написал ему письмо и мы начали эту идею реализовывать. Сейчас мы работаем над этим проектом вдвоем с Георгием Албуровым. А еще десятки тысяч добровольцев нам помогают.
— Какой проект был, на ваш взгляд, самым успешным за историю ДМП?
— Думаю, листовка ЕР про ЖКХ. Сейчас ее требуют признать экстремистской. «Единая Россия» не понимает, что лишь дополнительно раскручивает ее таким образом.
— Почему это раньше не сделали другие? Это же нормальная уличная политика.
— Другие делали, но бессистемно, да и политический климат отличался раньше. Надо также понимать, что Навальный популярней всех в оппозиции, и его инициативы пользуются большей поддержкой. Если бы кто-то другой предложил идею вроде ДМП, его не поддержали бы. Та же Компартия не смогла бы такое сделать, хотя у Компартии наиболее разветвленная структура по всей стране.
— Что вы обычно делаете по работе?
— Анализируем блогосферу, смотрим топ ЖЖ, новости, инфоповоды, ищем, о чем стоит написать. Я долго готовлю свои посты. На хороший пост уходит минимум день. В итоге люди знают, что я зря не напишу. Еще готовим листовки, дизайны.
— Как вы видите перспективы ДМП?
— Мы стремимся сделать так, чтобы работа пошла в автоматическом режиме, чтобы сотни тысяч человек реализовывали каждый день контент за пределами интернета. И чем сильнее режим закручивает гайки, тем легче наша работа.
— Верите, что удастся сменить власть?
— Это сложно, это вопрос нескольких лет. Резкая дестабилизация начнется, когда люди почувствуют влияние второй волны мирового кризиса. У нас повалится бюджет, и нефтегазовых денег нам только на два года хватит.
— Сами для себя что планируете?
— Надеюсь избраться в КС и там помогать консолидировать повестки дня. Все же сорок пять человек; мало ли какие конфликты могут возникнуть.
— Вы боитесь того риска, с которым связана такая деятельность?
— Бояться волков – в лес не ходить. Я не боюсь. Да и, к тому же, у меня нет свободного времени, поэтому в личную жизнь политика не сможет проникнуть.
— Совсем нет? А что вы делаете на досуге?
— Книги люблю почитать и поиграть в компьютерные игры. Вот в Starcraft 2 играл, жаль, забросил. Или вот недавно читал книгу про восстание зомби в Москве.
Материалы по теме
Зря смеетесь
Ответ Дмитрию Быкову, считающему, что после ухода Путина оппозиционеры станут комическими персонажами.
Что происходит в Сирии
Главная война наших дней со всех сторон.
«Недостаточно быть все время в сети, надо идти в офлайн»
Политтехнолог, работающий на Барака Обаму, рассказала Openspace о роли социальных медиа в политике, значении акций Occupy, а также о том, что нужно сделать российской оппозиции.
Как получить российский паспорт, если вы не Депардье
О своей борьбе за российский паспорт Openspace рассказали эколог из Молдавии, предпринимательница из Казахстана и пилот воздушного шара из Франции.
Не приходя в сознание...
В последнее время депутаты все чаще удивляют нас решениями, которым трудно найти логическое объяснение. Но так ли необходим разум для принятия решений? Исследования показывают, что сложные решения часто принимаются вообще без участия сознания.
Он копает под Вас
О халатном исполнении пресс-секретарем Президента РФ Песковым своих должностных обязанностей, граничащем с прямым вредительством.
Лица недели
Неделю представляют сибирский кот, бельгийские полицейские и случайная прохожая.
Террорист Аль-Кабалов
О милых странностях российского терроризма.
За что Депардье может подать на Россию в суд?
Геополитические последствия демарша главы «Ив Роше Восток».
Сочи хочет в Берлин
Как спасти Олимпиаду и не потерять время.
Свои университеты
Знаменитые британцы о возможностях местного образования