Юлиана Лизер

Фото: Елена Почётова/Openspace

 

«Вы согласны, что жить в подъезде – это смерть?» – спрашивает меня нетрезвый мужчина. Его спутница с синяком под глазом покачивается слева от него. «Она бродяга. Она – старая бродяга, опасная. Вы ее здесь не дождетесь». Но я решаю подождать еще немного и не ошибаюсь.

В подъезде, куда зашел нетрезвый мужчина с подругой, живет Нина Семеновна Гуличева – известная старушка, которая ходит на многие митинги. Она последовательно участвует в оппозиционных демонстрациях – на Триумфальной 31-го, на Болотной, на Сахарова – и в таких, казалось бы, идейно противоположных, как митинг памяти жертв израильской агрессии в Ливане и митинг в поддержку Израиля.

Нине Семеновне посвящены страничка в энциклопедии интернет-мемов, целое сообщество в ЖЖ (так и называется – nina_semenovna.livejournal.com) и бесчисленные фоторепортажи блогеров.

Но сейчас лето, митингов нет. Тем временем Нина Семеновна уже почти три месяца живет в подъезде – на лестничной клетке около дверей квартир восьмого этажа.

Типовой дом в Люблино. У подъезда, как водится, скамейка с местными обитателями. Нину Семеновну знают все.

– Да, часто ее вижу. Сидит здесь все время, целыми днями. Я только недавно узнала, почему сидит. Говорят, ей жить негде.

– Но она никогда не жаловалась.

Минут через десять к скамейке подходит сама Нина Семеновна. С палочкой, сумками и в пиджаке, увешанном наградами.

– Я три месяца не мылась! И вот он сегодня в семь часов позвал, и я так хорошо душ приняла, помылась и даже рубашку себе постирала.

Нина Семеновна указывает на мужчину, стоящего напротив. Это ее сосед Мухриддин. Он смотрит на меня и улыбается.

Нина Семеновна продолжает:

– У нас ни один русский человек не подал стакана воды, а вот эти люди мне сохранили жизнь. И они каждый вечер, а я прихожу поздно, мне выносят пиалу с пловом, с супом и говорят: «Бабушка, это ваш ужин».

Нина Семеновна рассказывает, что 18 мая этого года она отправилась на «народные гуляния» на Баррикадной, где раздавала белые ленты. Там ей стало плохо, ей вызвали «скорую» и она попала в больницу с инсультом. По ее словам, после этого у нее не осталось никаких документов: ни паспорта, ни удостоверения ветерана, ни социальной карты, ни медицинской страховки. Ничего, кроме членского билета партии «Единая Россия».

– А зачем вы вступили в «Единую Россию»?

– Я вступила специально, чтобы узнать систему: почему только «Единая Россия» набирает столько голосов. Вступила 10 лет тому назад. Но когда меня спрашивают, в какой партии я состою, я говорю, что ни в какой, я состою в народной партии.

– Так как же вы оказались в подъезде?

– Меня сын сюда привез после больницы. Поставил сюда сумочку и пошел. Я сидела-сидела, а потом думаю: что же я сижу? И я позвонила в службу спасения. Они открыли двери. Я заскочила в квартиру, надела пиджак. И тут появилась моя дочь с полицией. Меня отвезли в ОВД, а потом вызвали «скорую». 5 июня это было. В больницу я ехать отказалась, пришла домой в три часа ночи. А в двери уже другие замки. Я подстелила газетку и легла. Утром приходит дворник и говорит: «Это что такое?» Я в ответ: «Да вот квартира у меня снова закрылась». И он принес ящики какие-то с помойки.

Дворник Нурман свое участие в судьбе Нины Семеновны подтвердил.

– Я сюда к подъезду поставил тумбочки, которые люди выкидывали – если кому-нибудь нужно, возьмут. И как раз Нина Семеновна здесь сидела. Она говорила, что ключи забрали, закрыто. И что в коридоре она. Ну, я поднял эти тумбочки, поставил. Кровать сделали. Полы я мою там.

Про свое пребывание в больницах Нина Семеновна рассказывает долго, с огромным количеством подробностей. Например, таких:

– Наутро пришла врач и сказала: «Эту даму срочно вывозите отсюда, куда хотите, потому что она с митинга». Я не могла ответить, потому что голос я потеряла, но слышать я слышала… Мне кажется, эта палата была специально для устрашения. Мало того что всю ночь кричали эти две женщины (соседки по палате. – Ю.Л.); там было столько насекомых, что я села в угол кровати, закрылась простыней, а они по мне ползали, такие огромные насекомые…

Каждый раз, когда речь заходит о семье или быте, на ее глазах появляются слезы. Но стоит завести разговор о митингах и политике, и Нина Семеновна сразу расцветает.

– Гарри Каспаров, вы ведь знаете такого? Такие люди рождаются раз в сто лет. Когда его арестовали, я пять дней лежала под тюрьмой и кричала: свободу! И встречала его. И никаких у него в Москве нет особняков!

По словам Нины Семеновны, на митинги она ходит с тех пор, как ее лишили квартиры. А теперь митинги, судя по всему, превратились в смысл ее жизни. Она мечтательно вспоминает:

– И я тогда поехала к дому Навального… А когда по «Белому кольцу» ехали, даже валенки какие-то белые выставляли в окна и гудели, все гудели. И я на ходунки повесила три плаката: «Меняю Путина на Хородковского», «Жулики и воры, 5 минут на сборы», «Москвичи, довольно спать, отберут и кровать».

Сергея Удальцова Нина Семеновна называет Сережкой и говорит, что помнит его еще маленьким и неженатым. В 2004 году она участвовала в голодовке против отмены льгот. Из всех многочисленных митингов она особенно выделяет майские «народные гуляния». За время нашего разговора она несколько раз вспоминает о них и говорит, сияя, что это было здорово:

– Еще когда я в квартире жила, все плакаты сама рисовала. У меня была лоджия, вся забитая плакатами. И когда я пришла из больницы и открыла квартиру, то ринулась сразу на балкон, потому что у меня дороже ничего не было. И не увидела ни одного плаката…

После фразы «Я теперь без митингов не проживу» Нина Семеновна снова начинает плакать.

 

 

Она говорит, что родилась в 1923 году, дочь – что в 1926-м. В этом доме в Люблино жила с 1980 года. Запертая квартира принадлежит дочери, Нина Семеновна в ней была только прописана. В 1989-м родилась внучка, в 1992-м умер муж. Примерно тогда же начались серьезные конфликты с дочерью, которые в 2000 году закончились судом: Нина Семеновна говорит, что подала на дочь иск за то, что та не пускала ее в квартиру. При этом единственным собственником квартиры в Люблино дочь Елена была всегда, а управа района, по словам Нины Семеновны, предоставила дочери (ныне муниципальному депутату) еще одну квартиру неподалеку. Суды Нина Семеновна проиграла и теперь утверждает, что ее выписали из домовой книги, но при этом в паспорте (которого, по ее словам, у нее сейчас нет) регистрация осталась.

Прояснить ситуацию в Росреестре оказалось невозможным – таких справок для СМИ они не дают.

После судов Нина Семеновна, по ее словам, стала снимать жилье и работать на Лужковом мосту – поздравлять молодоженов.

– Я ездила в фирму, покупала подарки для невесты и жениха. Привозила в тележке красивые веера для невест и красивые брелки для женихов. И дарила им.

Знаете, что там висят замки? Замки я тоже покупала. Потому что приходили молодые люди, молодые пары, у которых нет денег и глаза слезятся, когда они смотрят на богатых, которые замыкают замки. И когда я видела такую пару, я им говорила: «Пойдемте, я вам дам замочек. И все расскажу, как и что, чтобы вам было хорошо всю жизнь, счастье было, и любовь, и удача». И меньше ста рублей мне никто не клал на стол. Вот такая у меня была поддержка.

Год назад здоровье перестало позволять Нине Семеновне приходить на мост, и дочь снова привезла ее в квартиру в Люблино, в которой она жила раньше. Но потепление в отношениях если и было, то недолгим. С начала июня, как говорит Нина Семеновна, она живет на лестничной клетке. Теперь она обвиняет свою дочь в воровстве и психологическом давлении, наличии поддельных документов и фальшивых должностей. Нина Семеновна утверждает, что все ее документы находятся у дочери.

Когда я звоню дочери Нины Семеновны Елене Петровне, она сразу начинает говорить очень громко и нервно. Много раз повторяет: «Это болезнь», обвиняет во всех грехах журналистов и предлагает съездить в психиатрическую больницу поговорить с Наполеоном. Елена Петровна говорит, что документов Нины Семеновны у нее нет, а в подъезде мать поселилась потому, что ей самой так захотелось. Мол, так и сказала: «Хочу жить в подъезде».

– Она мечтает, что корреспонденты заставят меня снимать квартиру для моей дочери! А моей дочери 23 года, она скоро замуж выходит, ей надо где-то жить. На все предложения продать ее квартиру в Кургане и купить что-то здесь она отвечает «нет». Как только заходит речь о доверенности, сразу начинают пропадать документы и так далее.

Елена Петровна Гуличева называет свою мать горем семьи. Она говорит, что Нина Семеновна – сумасшедшая и впервые лежала в психиатрической больнице в Кургане еще в 1975 году, куда ее сдал муж (Нина Семеновна, обижаясь, отрицает такой эпизод своей биографии).

Елена Петровна говорит, что ее мать считает себя большим политическим деятелем и ненавидит всех, кроме себя самой. Мечтает об одном – о востребованности, а боится «скорой» и дурдома. Поэтому она и любит ходить на митинги – там пресса и внимание.

– Мне все советуют сдать ее в психиатрическую больницу. А я помню, какая она вернулась в 1975 году: я ее тогда не узнала. Наверное, надо было давно ее сдать, а я не могу – она же моя мать все-таки.

Пока я говорю по телефону с Еленой Петровной, из подъезда выходит еще одна Нина Семеновна – тезка – с тарелкой окрошки.

– Ну а что делать? Готовить ей негде. В обед она ходит в управу кушать, а утром и вечером – вот так.

Покидая гостеприимный подъезд, я думаю, что Нина Семеновна, конечно, в каком-то смысле Наполеон. Но должен ли Наполеон жить в подъезде? Скоро осень. Скоро дожди, холод и митинги. А Нине Семеновне негде даже нарисовать новый плакат.