Ева Рапопорт

Фото: Lucas Jackson/Reuters

Представьте себе серию фотографий или созданную смелым кутюрье коллекцию, где лица и/или волосы современно или даже откровенно одетых девушек были бы скрыты платками, шарфами или некими масками. Западной моде и формируемой ею эстетике некуда двигаться, она сама себя загнала в тупик. Для людей, просто выходящих на улицу, еще есть стандарты приличий, но что касается фото- и видеоизображений, то здесь по части демонстрации женского тела или акцентирования его форм больше никого ничем не удивишь. Популярны, вне зависимости от их достоверности, истории об африканских или каких-то еще аборигенах, для которых самой интригующей частью женского тела является не что-нибудь, а затылок, потому что все остальное и так выставлено на всеобщее обозрение, а затылок прикрыт волосами. Вероятно, и современной женщине, ну или по крайней мере модели, чтобы будоражить воображение, надо уже не демонстрировать, а скрывать.

В начале сентября несколько выполненных именно в таком духе коллекций было успешно показано на Неделе высокой моды в Нью-Йорке. Едва ли столь настойчивое внедрение этого тренда в сферу haute couture стало бы возможно без еще одного существенного обстоятельства. Эстетизация сокрытия (причем самого для западного человека главного — индивидуальности в целом, а не просто лица), безусловно, связана с волной политических событий последнего года: как благодаря пришедшей из кино (едва ли без фильма Вачовски персонаж Алана Мура мог бы оказаться столь популярен) маске анонимуса, так затем в связи с делом и образами Pussy Riot.

Далее можно предположить, что дело здесь не в простом использовании готовых символов (мы болеем за «Спартак», поэтому носим красно-белые майки), а в чем-то более глубоком. История западного человека — это история поиска, исследования и раскрытия своей индивидуальности. Наука и культура (как элитарная, так и массовая) стремятся все подробнее рассказать человеку о том, кто он, каков и что должен чувствовать. Авангард, составленный из интеллектуалов и творческих деятелей каждого поколения, отталкиваясь от того, что предшественникам уже было известно о внутреннем мире человека вообще, имеет возможность совершить следующие открытия, продвинуться дальше в поисках ответов на эти вопросы. Благодаря чему посетители театров, читатели романов и позднее даже кинозрители от поколения к поколению оказываются в состоянии сформировать для себя все более полное представление о глубинах и даже темных закоулках своего я, психических, метафизических или социально сконструированных — неважно.

В течение ХХ века понятие и ценность индивидуальности (всех и каждого, а не только представителей привилегированных классов, располагающих досугом, чтобы об этой индивидуальности размышлять и с ней разбираться) приобретают все большее значение. Борьба за равные права для женщин, представителей других рас и национальностей тоже играет в этом немалую роль. «Индивид», «индивидуальность», «субъект» — значения этих слов теперь должны уметь толковать школьники на уроках обществознания.

Однако индивидуальность — это не то, что по нраву традиционному обществу, более авторитарному, куда строже регламентирующему поведение всех и каждого. Для него важнее уважение к авторитету и не подвергаемым сомнению и даже рефлексии базовым ценностям. Современная же массовая культура (крайне раздражающая любых фундаменталистов) наравне с массовым образованием работает скорее на то, чтобы подтолкнуть всякого к осознанию себя в качестве уникальной и сложной личности, даже если эту уникальность тут же предлагается подчеркнуть модным в текущем сезоне цветом одежды и аксессуаров, а сложность — признавая ее и гордясь ей — принести в жертву необходимому для достижения жизненных целей конформизму.

 

С раскрытием индивидуальности очевидным и не зазорным становится преследование личных интересов, а не служение абстрактным общим целям своего рода, клана или государства. Хотя современный человек ничуть не хуже встраивается в задаваемые ему рамки, теперь для этого ему просто больше приходится объяснять. Индивидуальность, предполагающая стремление к свободе и самовыражению, подрывает уважение к традиции. В этом смысле консервативный или тоталитарный путь, связанный с ужесточением санкций и запретом на инакомыслие, в целом показывает себя не столь эффективным, как положительная мотивация, апеллирующая именно к личным интересам и ценности индивидуального начала.

Современная образованная женщина легко может усомниться в том, что должна родить хотя бы одного ребенка, независимо от финансовых условий, здоровья и семейного положения, если все аргументы сводятся лишь к тому, что таковы ее, женщины, предназначение, долг перед богом и обществом. Однако психологи из телепередач и со страниц разнообразных журналов скорее убедят эмансипированную жительницу мегаполиса в том, что дети и семейный очаг ей необходимы именно для самореализации, тогда как без них, даже с успешной карьерой ее жизнь не будет полноценной. Теперь необходимость значимых для социума поступков обосновывается через сферу личных интересов, хотя едва ли о них думали наши пра-пра-прабабушки, рожая практически каждый год.

Свобода, свободный выбор провозглашаются в качестве ключевых ценностей современности, хотя выбирать себя, свою идентичность (что невозможно в традиционном обществе) в подавляющем большинстве случаев предполагается из ряда уже существующих, готовых образцов. Новые образцы утверждаются скорее в качестве ответа на вызов, реакции на изменения. С трансформацией систем образования, условий труда или, например, с появлением новых надежных способов контрацепции возникают новые ниши, заполнить которые стремятся эмансипированные женщины, сексуально раскованные молодые люди или ЛГБТ-меньшинства. Но за право легитимного выбора в пользу некоторого нового образца, новой идентичности прежде приходится побороться. Способ простой: как можно большему числу людей следует начать демонстративно этому образцу следовать.

Борьба за новые возможности, равно как война или командное спортивное состязание, требует специфических опознавательных знаков, чтобы стороны могли различать друг друга. Но, поскольку незаинтересованная в появлении новых возможностей выбора сторона часто делает вид, что никакой проблемы нет вообще, выделяться приходится только тем, кто такой позиции противостоит. Внешний вид — не только опознавательный знак, но и способ продемонстрировать свою численность, а то и просто позлить. Самый же эффективный и незамысловатый способ дразнить общество — стать пощечиной его вкусу. На этой волне, кстати, легко привлечь в свои ряды также тех, кто не столько озабочен изменением общества, сколько стремится совершить личный бунт во имя юношеского восторга перед собственной индивидуальностью.

 

Теперь стоит вернуться к западной моде и вообще визуальной культуре. На протяжении ХХ века было опробовано уже столько методик раздражения идеологических противников посредством только прически и стиля в одежде (от женских брюк до хипповских клешей и панковских ирокезов), что сам принцип, пожалуй, примелькался, а дальше обнаженного тела (которое тоже во многом уже девальвировано, в том числе усилиями современной культуры) вроде бы не пойдешь.

В большом современном городе, где все, в общем-то, вольны носить разной длины волосы и разного фасона футболки и майки, попытки просто дополнительно выразить свою индивидуальность — как уже испытанные, так и всевозможные новые — обречены выглядеть достаточно бледно.

Остается скрывать, тем самым изобретая некий новый образец, а заодно и подчеркивая отличие нынешнего протеста, который оказывается не столько требованием новых прав и возможностей, сколько возмущением по поводу того факта, что общество/государство оказалось отнюдь не таким свободным и современным (в политическом и/или экономическом плане), как мы сами о нем в какой-то момент имели неосторожность подумать. Когда традиционное общество пытается совершить свой камбэк, вооружившись новыми медийными и техническими средствами, модерну следует изобрести новые способы для борьбы с ним. Дело не в том, насколько старые сами по себе хороши или не хороши, просто модерн — это и есть поиск и изобретение нового, а не попытка снова и снова использовать образцы, некогда показавшие себя эффективными.

Так что, если 2012 год не окажется вдруг, и правда, апокалиптическим, у нас еще будет возможность проверить, дойдут ли дела до того, что не только модели на подиуме, но и молодежь в мегаполисах, пестуя свой личный юношеский протест против всего надоевшего и устаревшего, возьмет за обыкновение появляться в публичных пространствах (просто появляться, не целенаправленно выходить на политические акции), прикрывая лицо яркой балаклавой, ехидно ухмыляющейся маской либо какой-нибудь еще штукой, о которой мы пока даже не догадываемся.