Евгений Понасенков

 

На днях я получил письмо из Новокузнецка. Его автор, журналист Станислав Лидванский, просил меня вмешаться в весьма характерную для России ситуацию: в далеком от театра военных действий 1812 года городе Западной Сибири разгорелась схватка противников и сторонников постановки памятника Кутузову. Надо сказать, что вопрос не праздный: памятник — это символ, который информационно и психологически кодирует людей и эпоху.

Отмечу, что речь идет не о судьбе старого, а о сооружении нового монумента. Поэтому традиционный аргумент «не трогайте памятник, ведь это наша история, какой бы горькой она ни была» здесь совершенно не работает. Скорее, мы должны задуматься над тем, насколько кандидат в монументы вписывается в наши сегодняшние представления о добре и зле.

Забавно, но такой опыт именно в отношении Кутузова уже есть. Рассуждения советского периода о том, заслуживает ли Кутузов памятника в Москве, можно прочитать здесь. А вот что хочется сказать о нем полвека спустя.

 

Льстец

До войны 1805 года, закончившейся разгромом русских под Аустерлицем, Кутузов главного начальства не осуществлял, а лишь был исполнительным офицером под началом А. В. Суворова и П. А. Румянцева. Его главным талантом оказался дар царедворца. Начал Кутузов с того, что подольстился к всесильному фавориту Екатерины — к молодому Платону Зубову. Русский офицер, православный и аристократ регулярно приходил утром к Зубову, чтобы по специфическому турецкому рецепту варить для него кофе. Затем он выжидал в приемной и вносил напиток в опочивальню. Пушкин в «Заметках по русской истории XVIII века» называл кофейник Кутузова самым отвратительным символом придворного унижения.

Он был до того искусен, что умудрился пользоваться расположением враждующих между собой Екатерины II и Павла I. Императрица почти ежедневно приглашала его в свое общество в качестве придворного льстеца. Феноменальный факт: Кутузов ужинал с обоими монархами в последний вечер перед их кончинами!

 

Педофил

Хорошо, что закон не имеет обратной силы, иначе мы бы обсуждали сейчас не установку памятника, а дело о педофилии. Вот как описывает события 1811–1812 годов генерал граф Александр Федорович Ланжерон: «Первым делом Кутузова по приезде в Бухарест было отыскать себе владычицу; сделать это было совсем нетрудно, но его выбор поразил нас. Он пал на 14-летнюю девочку, племянницу Ворлама и бывшую уже замужем за одним молодым боярином Гунианом. Она очень понравилась Кутузову, и он, хорошо зная валахские нравы, приказал ее мужу привезти ее к нему, что тот и исполнил. …Когда 64-летний старик, одноглазый, толстый, уродливый, как Кутузов, не может существовать без того, чтобы иметь при себе трех, четырех женщин… это достойно или отвращения или сожаления».

 

Полководец

А теперь перенесемся в тот год, за который, собственно, жители Новокузнецка и собираются воздвигнуть монумент Кутузову, причем на собственные средства.

В июне французы перешли Неман, русская армия стала быстро и несколько хаотично отступать. Заваривший всю эту кашу еще в 1805 году царь Александр I армию покинул и укрылся в Петербурге. Огромное число помещиков теряли свои имения. Отвечая на придворный ропот, Александр сделал хитрый ход: 20 августа главнокомандующим до зимы назначил маститого крепостника, владельца 6567 рабов Кутузова. Пусть, мол, своего критикуют!

Новый главнокомандующий продолжил отступление вплоть до начала сентября. Продолжал бы и дальше, однако Александр требовал остановить противника, и Кутузов дал Наполеону генеральное сражение под Бородино. Далее — всем известно: оставив первопрестольную, Кутузов отступил до Тарутина. Генерал-губернатор Москвы Ростопчин сжег город, в результате заживо сгорели не менее 22 500 русских раненых солдат: ибо дворян, значительную часть офицеров Кутузов приказал вывезти, а чернь — пусть на том свете верит в сказку об Отечественной войне.

В Тарутинском лагере Кутузову пришлось заняться рассылкой карательных отрядов. В 1812 году крестьянские бунты охватили большую часть империи — 32 губернии: это больше, чем во времена подавленной любимцем отечественных патриотов Суворовым пугачевщины. Таким образом, параллельно с одной войной происходила другая. И крестьянская война имела несравнимо больший фронт, чем локальная кампания Наполеона!

Самым жестоким подавлением «прославилось» вооруженное восстание ратников Пензенского ополчения. 7000 ополченцев захватили город Инсар, посадили в тюрьму офицеров. Горожане поддержали крестьян: «Это не Пугачево: тогда вас не всех перевешали, а нынче уже не вывернетесь!» — предупредили бунтовщики дворян. Кутузов направил против повстанцев войска. После кровопролитных столкновений бунт был подавлен. Плененным ратникам вырывали ноздри, до смерти секли палками: так расправлялись одни православные люди с другими.

Между тем французы, пожив в Москве месяц (а получи они эшелон с едой — так жили бы до горбачевской оттепели), продолжили преследование русской армии. В бою под Малоярославцем русские войска сражение проиграли, и Кутузов приказал отступить к Полотняным заводам. А Наполеон, понимая, что воевать с ним никто особо не собирается, что надвигается мороз, что страна к жизни не приспособлена, решил отходить в ту сторону, где есть еда (на Запад). Замечу, что в Европе французские солдаты как порядочные покупали еду у местных жителей за золотые наполеондоры, в России же купить еду было физически негде. И пострадали от этого не только французы: преследуя противника, а точнее, следуя за ним «параллельным маршем», Кутузов вывел из Тарутина 130 000 солдат, а в Вильно привел 27 000 — это при 90% небоевых потерь. Дело в том, что «светлейший» все больше интриговал (например, написал кляузу царю на Барклая) и спал, а вот о провианте и зимней одежде для армии не позаботился. Ростопчин писал Александру I: «Князя Кутузова больше нет — никто его не видит; он все лежит и много спит. Солдат презирает его и ненавидит его. Он ни на что не решается; молоденькая девочка, одетая казаком, много занимает его».

 

***

Итак, зададимся вопросом: нужно ли ставить памятник неумелому полководцу, лизоблюду, душителю единоверцев и педофилу? Лично я уверен, что нет! Однако я считаю, что на художественном уровне можно найти замечательный компромисс, который примирит и серьезных ученых, и экзальтированных псевдопатриотов, и даже поклонников современного искусства. Вот мой проект памятника Кутузову: на постаменте стоит огромный кофейник, а под ним надпись: «Любимому крепостнику от благодарных рабов-потомков».