«Коммерсантъ», Ольга Алленова, Ольга Алленова, специально для Openspace

 

Я не хотела ничего писать до приговора. Но не получается. Дело Pussy Riot заполонило все социальные сети и все СМИ, которые я читаю. И стало уже не только делом против Pussy Riot, но и делом против православной церкви. Каждый день я читаю: «задушить гадину клерикализма», «православное отродье», «средневековые люди» – и это все я принимаю и на свой счет тоже.

Я давно хожу в храм и считаю себя православным человеком. Мне кажется, что меня трудно заподозрить в неуважении к верующим других конфессий или к атеистам. Я много лет работаю на Кавказе, где нарушаются права мусульман, и я пишу об этом. И я очень хорошо знаю, что, если у верующего возникает ощущение загнанности, затравленности, он уходит в подполье –духовное, социальное, в худшем случае – вооруженное. Обида за свою веру – самая страшная из обид. Не просто так люди столько веков воюют из-за религий.

Так вот, лично для меня поступок Pussy Riot в кафедральном соборе – никакой не подвиг. А люди, которые заявляют, что «девушки совершили смелый и достойный поступок» и что этот храм – «не храм, а торговый центр», – меня, да, оскорбляют. Потому что лично для меня храм Христа Спасителя, как и любой храм в России, это дом Божий. Святыни, которые в этом храме хранятся, для меня не просто «кусок ткани» или «чьи-то кости» – это свидетельство страданий Христовых и духовного подвига святых. Миллионы людей ездят по миру, чтобы прикоснуться к таким святыням.

Я знаю, что рискую навлечь на себя гнев всей «прогрессивной общественности», но считать, что этот поступок должен был остаться совсем безнаказанным, я не могу. Вопрос в соразмерности этого наказания. Я уже писала весной, что считаю этот поступок правонарушением, и по российским законам за это административное правонарушение участницы Pussy Riot должны были получить арест в 15 суток или, как минимум, такой штраф, чтобы в следующий раз не возникло мысли танцевать на амвоне.

Попытка силой заставить всех жить по одинаковым жестким правилам – это уже не христианство, это диктатура

Вот, к примеру, настоятель Кельнского собора недавно дал интервью, в котором рассказал, что в костеле молодые художники иногда устраивают акции вроде фотосессий в непотребном виде. Но после того как фигурантов одной такой фотосессии сняли с алтаря голыми, судили, дали условный срок и штраф в 1,5 тыс. евро, никто больше не обнажается в храме. Не хочется, видимо, за любовь к искусству платить судимостью и месячной зарплатой. Эта мера наказания укладывается в правовые рамки, установленные в этой стране. И я бы хотела, чтобы и в России наказание за такие поступки соответствовало существующему законодательству, которое в этом случае от немецкого не сильно отличается.

Я живу в светской стране, меня это устраивает, и я совсем не хочу жить в клерикальном государстве, потому что в таком государстве права каких-то конфессий обязательно будут ущемлены. И для самого православия, я считаю, существование в таком государстве тоже было бы опасным – люди должны приходить в храм по своей внутренней потребности, а не потому, что так модно или выгодно. Свобода выбора личности – главный принцип христианства. Попытка силой заставить всех жить по одинаковым жестким правилам – это уже не христианство, это диктатура. В царской России чиновники раз в год должны были приносить на службу справку о том, что были на исповеди, – как видим, это царскую Россию не спасло. Потому что формализация исповеди снижает ее значение в жизни человека, превращает ее в навязанное действие, которое надо совершить, чтобы не потерять работу, и в итоге отдаляет человека от церкви.

Я не могу и не хочу заставлять девушек из Pussy Riot жить по каким-то правилам – я всего лишь считаю, что их свобода заканчивается там, где начинаются права других людей. Но пять месяцев досудебного заключения под стражей, а потом возможные три года тюрьмы за глупый, для кого-то оскорбительный, но не связанный с насилием над личностью поступок – такая же дикость, как фотосессия в алтаре.

И вот тут возникает вопрос о роли церкви во всей этой истории. Точнее, о том, как и почему она позволяет использовать себя. А в том, что церковь позволяет себя использовать, у меня нет сомнений.

Хотя бы потому, что она молча смотрит на то, как госмашина включает все свои ресурсы, чтобы закатать в асфальт певиц из Pussy Riot. Я не верю в то, что власть защищает чувства верующих, я не думаю, что она вообще способна реагировать на эти чувства.

В 2005 году в Нальчике омоновцы врывались в мечеть в грязных ботинках. И когда я потом разговаривала с местными жителями, они все время про это вспоминали. Рассказывали про пытки, похищения, но и про эти грязные ботинки – тоже. Иногда казалось, что ботинки ранили их больше, чем прямое насилие. Потому что в мечеть не ходят в обуви, это тоже дом Бога. Не принято, нельзя. Это не записано ни в каких законах, но все верующие это знают. И вход в мечеть в обуви оскорбляет чувства верующих. Но я не видела ни одного омоновца, который был бы осужден за оскорбление этих чувств.

Мне кажется, власть сознательно затеяла этот процесс не для защиты моих или чьих-то еще чувств, а для того, чтобы расколоть общество. Есть огромное количество православных людей, не желающих Pussy Riot жестокого наказания. Но когда защитники Pussy Riot, возможно, искренне сочувствуя девушкам, начинают попутно оскорблять православие в целом, это естественное милосердие оказывается под угрозой. Когда человеку говорят, что от его церкви надо избавиться как от пережитка средневековья, или смеются над тем, что в его церкви «главная святыня – это гвоздь», – он уже не может пойти защищать певиц из Pussy Riot, потому что это значит пойти туда, где издеваются над тем, во что и как ты веришь.

Нас сталкивают лбами, нас пытаются заставить поверить, что одни из нас – бесы, а другие мракобесы.

И вот на фоне этого раскола президент едет на Валаам, в святую обитель, в место, где сутки напролет монахи молятся о России. Очень тонкий расчет – показать «своему народу», кто ему «настоящий» друг, брат, отец. И если верить социологам, утверждающим, что большинство россиян осуждает выходку в храме, это же большинство приманку нацлидера проглотит. Значит, своей цели он достиг.

Многие верующие стали стесняться того, что ходят в храм, и стараются это в «приличном обществе» не афишировать

По сути, Путин убивает сразу много зайцев: отождествляет себя с православной церковью, заигрывает с русскими националистами, считающими певиц Pussy Riot исчадием ада, и доказывает им, что только эта власть, а никакая не Болотная площадь (символом которой теперь и стали Pussy Riot) способна их интересы защитить; демонстрирует либеральной части общества (той самой Болотной площади), что власть на нее плевала – вместе с ее Стингами и Мадоннами (вон как «толерантно» отозвался о знаменитой поп-звезде вице-премьер России); ну и заодно показывает церкви на ее место при власти, а то слишком большую роль она стала играть в жизни людей.

В фейсбуке недавно увидела фотожабу: Путин играет на рояле, а ему на амвоне подтанцовывают Pussy Riot. Мысль понятна: от этой истории с Pussy Riot выиграет власть, ей теперь легче нами манипулировать. Выигрывает внутри страны, что для нее сейчас, после массовых протестов, очень важно. А мнение Запада ее мало волнует, пока есть нефть и газ.

А вот церковь проиграет. Она уже проигрывает. Многие верующие стали стесняться того, что ходят в храм, и стараются это в «приличном обществе» не афишировать. Часы патриарха перевесили всю благотворительность, которую церковь вела последние годы, всех спасенных от холода и голода бомжей, беспризорников, перевесили помощь умирающим в хосписах, брошенным детям, о которых в больницах заботятся волонтеры из православных организаций. Попытка монаха поцеловать руку президенту России, так вовремя посетившего Валаам, перевесила подвиг крымских священников, которые в страшную ночь наводнения спасали людей. А выходки хоругвеносцев, «изгоняющих бесов» из Мадонны, тоже разрушают церковь.

Много лет назад церковь, сросшаяся с государством, понесла большой урон от сделанного: сначала Синод по указке Победоносцева отлучил Толстого от церкви, а потом запретил отпевать «отступника» на станции в Астапово. Это решение нанесло огромный ущерб православию в России, вызвало мощнейший духовный кризис в стране, журналисты, интеллигенция, простые крестьяне открыто выступали против такой жестокости по отношению к человеку, который прославил Россию на весь мир и который был глубоко духовным человеком. А через несколько лет случилась революция, и вчерашние православные жгли храмы и распинали священников. Между этими событиями нет прямой связи, но история с Толстым была мощным ударом, от которого церковь зашаталась.

Сейчас церковь снова несет ущерб по той же причине – ее обвиняют в чрезмерной близости к государству. Молчание иерархов, которое выглядит как молчаливое одобрение того, что происходит в Хамовническом суде, разрушает православие в России, отталкивает от него думающих людей. К чему это может привести снова, я не хочу даже думать. Мне кажется, у Русской православной церкви остался, может быть, последний шанс показать, что она не поддерживает устроенное властью судилище. Потому что, защитив Pussy Riot от несоразмерного содеянному наказания, церковь защитит православие.