назад

Антон Долин

Tony Gentile / Reuters / Vostock Photo

Корейскому режиссеру Ким Ки Дуку всего 51 год, но никто не сомневается, что присуждение венецианского «Золотого льва» его новому фильму «Пьета» — награда за выслугу лет. Даже самому восторженному рецензенту не удалось понять, в чем качественное отличие этой работы от предыдущих. Сработал накопительный эффект. За последние 16 лет Ким снял 18 картин, и ни одна из них не миновала того или иного европейского фестиваля. Большинство получило награды. Тем не менее, золотого приза «большой тройки» — Канн, Венеции и Берлина — у него до сих пор не было. И вот количество перешло в качество. Особенно важно было победить именно в Венеции. Во-первых, это старейший кинофестиваль, отмечавший в этом году 80-летие. Во-вторых, здесь традиционно привечали азиатское кино. В-третьих, тут состоялся первый прорыв Кима — дичайший скандал с премьерой его четвертой ленты «Остров» в 2000 году. В конкурс его тогда позвал директор фестиваля Альберто Барбера. В 2012-м, после 11-летнего отсутствия, Барбера вернулся руководить Мострой — и опять пригласил своего старого приятеля Кима. По сути, привел режиссера к одному из престижнейших призов планеты.

    

Ингредиенты «Пьеты» оставляют четкое ощущение дежавю. Главный герой — «плохой парень», шагнувший сюда прямиком из одноименной ленты 2001 года. На сей раз он не сутенер, а вышибала с особыми полномочиями: калечить должников мафии, взыскивая долги из их страховых выплат. Беспощадный, циничный, одинокий — и, разумеется, скрывающий под панцирем нежное сердце брошенного в детстве сироты. Вдруг на горизонте появляется женщина — как в «Острове» или «Вздохе», персона жертвенная, терпящая все измывательства фрустрированного грубияна и в конечном счете находящая к нему подход. Правда, тут она уже не возлюбленная, а всплывшая из небытия мать. Дальше наступает непременный для Кима момент катарсического искупления и отмщения за грехи, щедро сдобренный христианской символикой, знакомой по «Самаритянке». Жестокосердый герой оказывается немножечко Иисусом, а его родительница — чуточку Богоматерью.

Нелогичность поведения персонажей и резкие изменения в их взглядах (главный герой буквально в одночасье превращается из завзятого садиста в сентиментального добряка, а из хладнокровного насильника — в нестабильного истерика) не цепляют взгляд и ум, настолько двумерными и абстрактными эти эрзац-люди выглядят с самого начала. Что, впрочем, сполна компенсируется сглаженностью живописного кадра и теми скачками в развития действия, которые принято списывать на «поэтичность». Это, конечно, универсальная отмазка, особенно в случае загадочной корейской души, все извилины которой европеец никогда не поймет. Почему-то те, кто считает Кима лириком, забывают, что поэзия тоже бывает банальной и слабой. Впрочем, даже плохие стихи имеют право и на существование, и на популярность, если способны кого-то растрогать. Вопрос в другом. «Пьета» — типичный, хрестоматийный Ким Ки Дук. Что же сделало его триумфатором? Ведь конкурс Венеции-2012 отнюдь не был слабым, талантливых картин хватало.

 

 


Чтобы попытаться это понять, надо вновь отмотать время назад. Премьера «Острова» в Венеции: прямо на показе одних тошнит, другие теряют сознание, многие выбегают из зала. В памяти у всех остается не путаная интрига, а сцены заглатывания мужчиной пригоршни рыболовных крючков, привязанных к лескам, и их вытягивание обратно, вместе с кровью и внутренностями. Женщина повторяет тот же фокус, засовывая крючки в другое место, и тут уж нервы не выдерживают у самых крепких. То что надо! К рубежу тысячелетий западный кинематограф исчерпал все способы шокировать аудиторию, и та все глубже проваливалась в благостное безразличие. Кому же было искать выход из тупика, как не корейцу с его изощренно-пыточными методами? По меньшей мере, его фильмы будили живые эмоции — и это дорогого стоило.

Имя Ким Ки Дука запомнили. А он позаботился о том, чтобы с тех пор не забывали. Нельзя сказать, что задача была простой. На фестивальные орбиты тут же посыпались многочисленные корейцы. Красота, идущая рука об руку с членовредительством, стала брендом. Появился устойчивый штамп «азиатский экстрим». Чтобы выделиться на общем фоне, недостаточно было кричать: «Я был первым, их тут не стояло!» Поэтому Ким трудился, не покладая рук. Снимал, снимал, снимал. Оттачивал эстетику, запугивал многозначительностью, старался держать нос по ветру и следить за всеми тенденциями, отбросив ложную гордость. Ни одного другого режиссера, включая безумного синефила Тарантино, нельзя было встретить на просмотре чужого фильма так же часто, как Кима.

Зритель переменчив, и вот на гребень волны возносятся один за другим соотечественники Кима. Бон Чжун Хо с хитроумными детективами, Пак Чхан Вук с эпическими комиксами, Хон Сан Су с меланхолическими разговорными комедиями… Ким Ки Дука приглашают на фестивали второго эшелона, критика начинает над ним посмеиваться, кто-то злорадно раскрывает секрет Полишинеля: оказывается, в Корее его почти никто не смотрит! Аргумент сомнительный: Линч, Джармуш и Коэны долгое время тоже были популярнее в Европе, чем в Штатах, и хуже от этого не становились.

 

 


Так или иначе, изнуренный нападками и в лучшем случае полууспехами, Ким переживает кризис. Он не снимает целых три года (для него — целую вечность), а потом выдает самый странный — и, возможно, лучший — свой фильм: «Ариран». Ким выступает в качестве продюсера, сценариста, постановщика, оператора, монтажера, исполнителя музыки, а также единственного актера. По сути, это исповедь. Режиссер общается со своим отражением, тенью и видеозаписью, неумолимо ведя к логическому финалу — самоубийству. Все рукоплещут. Ким получает каннский приз «Особый взгляд» и на церемонии награждения поет со сцены песню «Ариран». Ту самую, которую повторит через год с лишним уже в Венеции, принимая из рук президента жюри Майкла Манна долгожданного «Золотого льва».

Ход с самоубийством — пожалуй, самый лукавый в удивительной карьере Кима. Ведь главной задачей была диаметрально противоположная: выжить любой ценой. Ким — та самая лягушка из басни. Он так долго и энергично дрыгает ножками, что ни за что не утонет, а за долгие годы сметана непременно превратится в масло. Сначала он скандализировал и шокировал. Потом смешил и ставил в тупик. От него устали, он сделал перерыв, а затем вернулся и продолжил. Сменилось поколение зрителей. И случилось чудо. То, что казалось нарушением всех приличий, постепенно стало нормой: Ким натренировал нас, как собак Павлова. Теперь мы принимаем его фильмы как неотъемлемую часть современной кинематографической вселенной. Герой отрезает от себя кусок и заставляет собственную мать его проглотить, а потом лезет ей под юбку. Отворачиваешься от экрана, смотришь на лица в зале. Серьезные, сосредоточенные, одухотворенные. Они знают, что так и надо. Они привыкли, что так положено.

 

 


Что ни кадр, то самоцитата. Что ни мысль, то банальность. Милосердие лучше, чем насилие, за грехи приходится расплачиваться, даже отморозки любят своих мам (дуб — дерево, олень — животное, воробей — птица, Волга впадает в Каспийское море)… Но скажи об этом вслух и тут же услышишь беспроигрышное: «Ну, во-первых, это красиво». И правда, идеальный фестивальный победитель. Лучше не бывает.

Этот момент — кульминация одной карьеры. Добивался ли Ким именно «Золотого льва», или ему важнее было обрести внутренний покой, мы не узнаем: вероятнее всего, обе задачи на сегодняшний день решены. Куда стремиться дальше? Можно в Голливуд: наверняка Джон Траволта или Николас Кейдж не откажутся сняться у вечно модного корейца. А там и «Оскар» не за горами. Или попробовать все-таки понравиться публике на родине, сняв национальный блокбастер с погонями и спецэффектами. Хотя это посложнее, чем очаровать фестивальных отборщиков. Или уйти, например, в монастырь, как Ким обещал в «Весне, лете, осени, зиме… и снова весне», и там дослужиться до настоятеля. Он сможет. А мы наконец вздохнем спокойно и будем смотреть кого-нибудь другого.

Материалы по теме

Смерть не на первой полосе

Тем, кто будет ностальгировать по путинским временам.

Право на смерть

Openspace расспросил ученых и врачей о том, что такое эвтаназия, гуманна ли она и уместна ли в России.

Судьба зубодера

«Джанго освобожденный» – фильм, в котором постмодернист Квентин Тарантино стал правозащитником.

Чтение на зиму

Несколько познавательных и душеполезных книг, чтобы не устать в праздники от развлечений.

Товарищ Кашин упрощает

О том, почему не надо настаивать на лозунге «кто не с нами — тот против

Эмпатия зла

В этом сезоне модно «входить в положение».

Вам на запад или налево?

Почему логическое мышление и умение встать на точку зрения другого – моральная обязанность.

В защиту защитников

О моральном праве заступаться за Развозжаева.

Лужков об авторе, выпившем яду

Лекция бывшего мэра Москвы о Сократе.

Мораль и тараканы

Психологические эксперименты показали, что источником моральных чувств является эмоция отвращения, которую люди испытывают по отношению к испорченной пище, тараканам и экскрементам. Но следует ли из этого, что любой поступок, от которого нас тошнит, аморален?

Бремя русского человека

«Долгая счастливая жизнь»: очень важный фильм Бориса Хлебникова.

назад