оворить о чем-либо, что относится к сферам «политического», «общественного», «социального», в России чрезвычайно сложно, поскольку эта сфера отделена в персональном сознании от того, что принято именовать повседневной реальностью.

Сказать, что «социального» для гражданина РФ не существует, что это просто чужая, искусственная реальность — невозможно. Но эта реальность — другой природы, нежели реальность, например, деревянной табуретки из IKEA или остатка средств на карточном счете. Более всего фигуры «социально-политического» напоминают «мультяшек» из кинофильма «Кто подставил Кролика Роджера»: они нарисованные.

Только ради этого наблюдения не стоило бы отвлекать ваше внимание от предновогодних хлопот, тем более что они-то без всякого сомнения реальны. Проблема чуть шире и фундаментальнее: в глазах практически всего населения России, вне зависимости от пола, образования, политических убеждений и рода занятий, нарисованные и реальные фигуры непрерывно путаются. Один и тот же предмет, феномен или процесс может быть мультипликационным, а может — настоящим. Процесс перехода из одной реальности в другую совершенно неуловим для наблюдателя: когда мультипликационный политик стал живым Василием Николаевичем Петровым, а реальная катастрофа — нарисованными кадрами, понять невозможно.

И, наконец, самое страшное: всякий житель РФ является потенциальным мультипликационным персонажем и мгновенно перескакивает из нарисованного мира в реальный и обратно без каких-либо видимых усилий. Из этого естественно вытекает, что сказать, кто он сейчас, нарисованный кролик или Петров, сам кролик-Петров, как правило, не в состоянии.

Вы, видимо, полагаете, что я развлекаю вас очередной гиперболой с моралью в финале. Давайте я просто попробую показать, как именно это, с моей точки зрения, работает.
 

Информация от двух источников: ответ на «акт Магнитского» нужен, причем в самом абсурдном виде, для того, чтобы, обострив ситуацию, выйти на переговоры с США

Реакцию населения РФ на принятие Конгрессом США «акта Магнитского» еще до эпопеи с «законом Ирода» исследовал 14-17 декабря 2012 года «Левада-Центр». Полученные им данные в той или иной степени соответствуют общепринятым представлениям о том, каковы граждане РФ. 44% ответивших полностью или частично поддерживают идею запрета на въезд в США и арест там собственности российских госслужащих, виновных в нарушении прав человека в РФ, 21% полностью и скорее не поддерживают, 35% не имеют на этот счет определенного суждения.

Ровно в соответствии с народными чаяниями Госдума начинает принимать законопроект, запрещающий всем российским чиновникам (а не только нарушающим права человека) иметь за границей собственность (въезжать в США можно). Но через неделю все становится на уши. Рассчитывая на какой-то удивительной силы антиамериканизм, Госдума мгновенно отказывается от удовлетворения популистских запросов большинства населения, объявляя, по существу, прежнюю свою инициативу ложной. Из администрации президента в парламент спешно спускается законопроект, призванный где-то странным, а где-то похабным образом ответить США на вероятный запрет какой-то части чиновников иметь активы в США. И, почти единогласно поддержав эту инициативу, парламентарии немедленно вернулись к чему? — правильно, к законопроекту о запрете чиновникам иметь активы за границей.

Все это совершенно прекрасно и даже понятно, если не брать во внимание неформальные, дающиеся в кулуарах Госдумы объяснения того, для чего принимается «ответ на акт Магнитского». Информация от двух источников: он нужен, причем в самом абсурдном и неприемлемом виде, для того, чтобы, обострив ситуацию, выйти на переговоры с США. О чем же переговоры? Разумеется, об углублении всеобъемлющего сотрудничества, в первую очередь — инвестиционного. Нашим компаниям нужны как инвестиции, так и возможность покупки активов за пределами страны, США же мешают. Чем мешают? В том числе — актом Магнитского.
 

Искусственное комбинирование нарисованного и реального и составляет суть российско-американских отношений

Мультипликационная природа почти всех упомянутых выше феноменов, кажется, очевидна и не нуждается в пояснениях. Только мультипликационный персонаж может не подчиняться законам логики, и это, в общем, нормально. Ненормально другое. Антиамериканизм населения РФ в реальности может или существовать, или не существовать. Если он существует, то нам не нужны инвестиции из Америки — или, во всяком случае, тот, кто привлекает их оттуда в Россию, не может вызывать у населения одобрения. Если он выдуман, то напротив, нет смысла к нему апеллировать, население все равно не оценит. В логике Госдумы он одновременно как бы и есть, и нет.

И в действительности он именно таков — по крайней мере, замеры общественного мнения это подтверждают. И все становится на свои места только в том случае, если принять, что реальности две. Антиамериканизм-1 — мультипликационный: по крайней мере значительная часть населения относится к США как к силе, враждебной абстрактной России, силе, желающей этой самой России унижения, поражения и т. д. Весьма часто этот антиамериканизм-1 связан с тезисом о желании Америки захватить российские ресурсы (тут всеобщи представления о том, что ресурсы — это нефть, газ, изредка — просторы). И этот антиамериканизм отлично сочетается с желанием не менее большой и уж явно пересекающейся с первой группы эмигрировать, причем как раз преимущественно в США, с достаточно лояльным отношением к предметам и феноменам выраженного американского происхождения или, по крайней мере, с американской «легендой» — от автомобилей до ресторанов.

При этом легко возможен антиамериканизм-2, существенно более реальный и понятный. Например, достаточно распространены восходящие к естественным различиям американской и российской культур негативные оценки американского образа жизни, американских ценностей, традиционного для населения США уважения к социальному успеху, демонстративному патриотизму.

И это тоже объяснимо: необъяснимо лишь, в какой момент и как одно превращается в другое. Два антиамериканизма сочетаются лишь искусственно — апелляция возможна только к одному из них, поскольку из них почти всегда следуют разные выводы. Но, поскольку их практически не различают, это искусственное комбинирование нарисованного и реального и составляет суть российско-американских отношений, например, в реализации Министерства иностранных дел РФ. Если вы не заметили, глава МИД Сергей Лавров до сих пор является противником «закона Ирода» в части, трактующей запрет иностранных усыновлений — в основном из-за того, что в немультипликационной реальности иметь дело с последствием этой части придется его ведомству. При этом большая часть «закона Ирода» в части не касающейся МИД и для него являющейся чистой мультипликацией поддерживается руководством внешнеполитического ведомства совершенно искренне.

Активность, связанная с «петицией» в тот же конгресс США, является в чистом виде мультипликационной

Никто не говорит, кстати, что мультипликационная реальность чем-то плоха и от нее следует отказаться. Она вполне естественна, а в поле символического ей иногда нет замены. Например, активность, связанная с «петицией» в тот же конгресс США, является в чистом виде мультипликационной: из самих формулировок «акта Магнитского» следует, что президент США может запретить депутату Госдумы иметь собственность в США и въезжать туда, если депутат будет уличен кем-либо в соучастии во внесудебных казнях, пытках или аналогичных «грубых нарушениях прав человека», но никак не в принятии хотя и изумляющего любого вменяемого человека, но вполне себе легитимного закона.

Однако это знание было бы даже вредным для всеобщего воодушевления: в данном случае битва идет в символическом, то есть мультипликационном поле, а символические победы бывают порой не менее важными, чем реальные. Историкам, например, совершенно неважно, кто победил в битве при Бородино — а как раз для национального самосознания это важно.

Но вот неразделение национального самосознания и реальности бывает не только смешным, но и опасным — и для России это сейчас, боюсь, едва ли не основная проблема. Например, в символическом поле превосходство российской оппозиции над ее оппонентами в Кремле и Белом доме уже совершенно очевидно: оппоненты ее заняты исключительно обороной. Сложно даже вообразить себе кульбит, при котором Владимир Путин будет в состоянии предъявить обществу Путина 2.0, который это общество реально заинтересовал бы.
 

Символические успехи, достигнутые оппозицией, просто никому не приходит в голову конвертировать в наращивание численности активных сторонников

По существу, эту символическую победу уже несколько месяцев как возможно достаточно простыми способами конвертировать в определенные успехи в немультипликационной реальности: во всяком случае, с этим и в гораздо менее очевидных случаях справлялись во большинстве стран мира. Дело, полагаю, совсем не в «отсутствии лидеров» (их как потенциальных, так и реальных, на мой взгляд, сейчас в оппозиции на порядок больше, чем можно было бы ожидать), не в «отсутствии поддержки регионов» (на деле совершенно те же процессы, запущенные в Москве, с некоторым временным лагом идут во всей России) и не в «отсутствии у оппозиции позитивной программы» (общая программа сфокусирована на довольно очевидной и рациональной программе — это смена Госдумы).

Проблема, на мой взгляд, именно в постоянном переключении от мультипликационной реальности к обыденной и наоборот. Все это выглядит как какой-то морок, наваждение. Символические успехи, достигнутые оппозицией, просто никому не приходит в голову конвертировать в наращивание численности активных сторонников, в ресурсы для развития, да просто в банальную внутреннюю структуризацию. Вместо этого оппозиция буквально жаждет новых символических свершений и с тоской вспоминает стотысячные акции конца 2011 года — ах, если бы можно было войти в эту воду второй раз, если бы можно было вернуться в это светлое прошлое.

Объясните зачем? В мультипликационной реальности большего успеха, чем сейчас, я полагаю, добиться почти невозможно — во всяком случае, сложно представить себе за последние 15 лет более непопулярную власть. Сравнение с Борисом Ельциным критики не выдерживает: напомню, операция «преемник» удалась ему без каких-либо протестов, и альянс Юрия Лужкова с Евгением Примаковым проиграл свою игру безусловно. Нынешний властный режим вне себя самого практически не имеет твердых сторонников и занят преимущественно обороной — виртуальной, потому что ему, скажем честно, организационно не противостоит ничего, кроме довольно туманно грозящего Конгресса США и Еврокомиссии и нескольких тысяч людей в оппозиционных группах. Но даже если стотысячные демонстрации и нужно повторять — что толку, если эту символическую победу никто не только не умеет, но даже и не пытается конвертировать во что-то материальное?
 

Парадоксально, но по сей день едва ли не все участники оппозиционного альянса открещиваются от наличия у них каких-нибудь даже захудалых властных амбиций

И боюсь, что это не случайность, а закономерность. Для того, чтобы влиять на реальную власть, необходимо иметь дело с реальной властью, знать и использовать ее внутренние механизмы, эксплуатировать в своих целях ее устройство. Это невозможно в символической, мультипликационной войне, поскольку в ней одерживаются лишь символические победы.

Например, я довольно спокойно отношусь к тому, что большинство оппозиции ненавидит, — к «реформе образования» (вполне себе мультяшной). Но сложно ли представить публике если не теневого министра образования, то хотя бы сформированную команду консерваторов-профессионалов, координирующих совместный протест против ненавистной реформы? Пусть это, в конце концов, будет Александр Привалов из «Эксперта»: он, по крайней мере, более реален, чем мультипликационная фигура страдающей под гнетом Ливанова простой сельской учительницы, которой не дают нести в село свет просвещения. Этого нарисованного персонажа вы беатифицировали — но какая в этом, спрашивается, угроза адскому министерству?

Примерно такая же, как от политического манифеста Координационного совета оппозиции Владимиру Путину. Манифест, при том что в мультипликационном, символическом поле он является совершенно безупречным, страдает все тем же пороком. Он написан отлично известным всему населению РФ языком символических битв: на «наймитов Запада» он отвечает «антинародной сутью режима», на «раскачивание лодки» — «коррупцией во властных структурах», на «проплаченность оппозиции» — «прогниванием власти до основания».

Да, это действительно не тот язык. Но дело не в том, что нужен другой язык. Для символических войн он адекватен — но другого языка нет не потому, что его никто не может изобрести, а потому, что на нем не о чем говорить. Ни у кого нет задачи вообще говорить о немультипликационной реальности: все все время сбиваются на яркие нарисованные задачи — убедить, показать, ошеломить! Да уже некого ошеломлять. Гораздо более интересно, кто и во что конвертирует произведенное ошеломление. Парадоксально, но по сей день едва ли не все участники оппозиционного альянса открещиваются от наличия у них каких-нибудь даже захудалых властных амбиций. Иметь их стыдно и даже неприлично. Напротив, много рассуждений о том, что настоящую силу протест обретет, например, после того как в альтернативной реальности тарифы ЖКХ вырастут до уровня, превращающего политический протест в социальный. Пусть даже и так — ну, превратит. И кто этим воспользуется? А главное, как?
 

В нарисованные руки власть не упадет. Она просто упадет

Между тем, интеллектуальных, временных и финансовых ресурсов КС вполне хватило бы сейчас для того, чтобы, сосредоточившись на реальности, организовать сторонников, например, на достаточно простое и спокойное действие — расследование реального механизма принятия решений по преследованию участников демонстрации 6 мая, сбора соответствующей информации об организаторах «дела Болотной» и передачи ее по адресу — в конгресс США. Как это, между прочим, «акт Магнитского» и предусматривает.

Это было бы на порядок более разумно, рационально и полезно, чем споры о том, прав ли Лимонов или неправ.  И это было бы в высшей степени предусмотрительно. Мультипликационную войну оппозиция сейчас убедительно выигрывает. Но много ли будет толку с того, что победители окажутся в СИЗО? А это, судя по панике в Кремле, вызванной «актом Магнитского», вполне реальный механизм. Во всяком случае, это выглядит действеннее, чем хоровод у Соловецкого камня.

И даже более широко — стоит ли дожидаться, пока так же не умеющая отличать мультфильм от реальности администрация президента предпримет уж совсем безумный шаг, который обрушит вертикаль власти самостоятельно? Нет, конечно, верить в это вполне можно, на это есть все основания. Но что с того оппозиции? В нарисованные руки власть не упадет. Она просто упадет.

Самое неприятное — теперь я уже совершенно уверен в том, что все так и завершится. Символический враг будет разбит, победа будет за нарисованными нами, все остальное будет идти по-прежнему, пока кому-нибудь не придет в голову — ба, да тут власть лежит, никому не нужная. Ума не приложу, кто бы это мог быть, но ничего хорошего о нем не думаю.
Авось пронесет: как обычно, на это вся надежда.