Михаил Фингеров

AP/East News

До сих пор российские протесты развивались по одному и тому же сценарию. Противоправные или всего лишь морально неприемлемые действия власти побуждали наиболее активных и радикальных граждан протестовать. Власть нехорошо обходилась с этими людьми: била и задерживала их в начале декабря 2011 года, била и задерживала накануне и во время инаугурации Путина в мае 2012-го.

Сама собой сложилась система, в которой «радикалы» провоцируют власть совершить очередную подлость и беззаконие, а власть, совершая эту подлость и беззаконие, провоцирует более пассивных граждан, и те идут на согласованный и безопасный митинг.

Однако одни только согласованные и разрешенные хождения по улицам уже не дают роста численности и силы движения: система перешла на новый, более высокий уровень неустойчивого равновесия. Власти привыкли к тому, что граждане могут ходить и что-то кричать в специально отведенных для этого местах. Митинги и шествия прошли раз, прошли два и три, и… ничего: Путин пока в Кремле, деньги исправно воруются, проведен ТО репрессивного аппарата, который по-прежнему готов держать и не пущать. Власть устраивает поддержание status quo. Оппозиции же необходимо его нарушить.

 

С похожей проблемой сталкивались и другие массовые политические движения новейшей истории. Одним из них было движение за равные права и десегрегацию, возглавляемое Мартином Лютером Кингом. К началу 1960-х это движение уже одержало ряд побед. Еще в 1955 году в Монтгомери, колыбели американского расизма, был организован бойкот транспортной компании, которая выделяла места для черных и для белых пассажиров на своих маршрутах. Компания практически разорилась и была вынуждена отказаться от правил сегрегации. Был выигран судебный процесс — в 1956 году Верховный суд США признал правила сегрегации на транспорте неконституционными и отменил их. По-нашему это получается первый митинг на Болотной и писательская прогулка.

Однако после этого движение Кинга столкнулось с трудностями: власти Штатов продолжали политику сегрегации, а протестующие не могли создать достаточного давления, сочувствующие же не были готовы к активным действиям.

И в 1963 году Кинг, находясь в тюрьме Бирмингема, штат Алабама (что характерно — за несанкционированный митинг), написал письмо, которому суждено было стать одним из самых известных его произведений. В письме Кинг отвечал на критику со стороны более умеренных сторонников десегрегации, считавших акции прямого действия и гражданского неповиновения опасными и, во всяком случае, несвоевременными. Он пришел к выводу, что главным препятствием являются не противники движения, а пассивные белые сторонники, «более приверженные порядку, чем справедливости».

Кинг написал о необходимости организации массовых акций прямого действия и гражданского неповиновения. Прямые действия, как считал Кинг, необходимы для создания «такого напряжения в обществе, при котором игнорировать проблему дольше будет нельзя». Это должно побудить власть пойти на уступки, а пассивных граждан заставит обратить внимание на несправедливость и присоединиться к протестующим.

Участники движения, несмотря на запреты, начали заходить в рестораны только для белых и требовать обслужить их. Они отказывались уходить, демонстративно нарушали правила сегрегации везде, где могли. Были организованы марши для вручения властям петиций.

 

Хотя Кинг и писал о «создании напряжения», он никогда не говорил прямо об еще одном необходимом качестве акций прямого действия. Эти акции должны быть осознанной провокацией.

Зато об этом не раз говорили его противники. Так, сенатор Термонд от Южной Каролины писал в 1965 году: «Ненасильственный характер — лишь одна из двух важнейших составляющих успешной акции гражданского неповиновения... Другим прилагательным, редко используемым и никогда не афишируемым, является “провокационная”. Несомненно, можно достичь такого масштаба ненасильственных акций, что даже самая благожелательная власть будет вынуждена применить силу». Сенатор серьезно опасался того, что продолжение кампании гражданского неповиновения и массовое нарушение законов приведет к распаду системы управления и к анархии. К счастью, история показала, что беспокойство сенатора было напрасным: протесты завершились отменой сегрегации, а анархии так и не случилось.

Провокационные акции должны толкать власть на совершение действий, столь очевидно несправедливых, что они вынуждают граждан отторгнуть эту власть и бороться против несправедливости, существование которой они, возможно, ранее игнорировали. Только такая эскалация ведет к разрешению конфликта между властью и обществом. Речь не идет, конечно, о создании напряженности на пустом месте — только о том, чтобы показать то напряжение, которое уже существует в обществе. Кинг специально оговаривал, что протестные акции не исключают переговоров с властью, напротив, создание напряжения должно побудить власть к переговорам, компромиссу или даже капитуляции. «Никогда еще привилегированные группы не уступали своих привилегий добровольно». Говоря более привычным для России языком: «В борьбе обретешь ты право свое!»

В российских кухонных разговорах за тезисом о необходимости эскалации, о применении тактики провокативных акций прямого действия обычно следует возражение: «Ты что же, не понимаешь, что это выльется в насилие?». Мартин Лютер Кинг, отвечая на подобный упрек, писал: «Это все равно, что обвинять ограбленного в том, что наличие у него денег привело к дурному поступку — ограблению... Общество должно защищать ограбленного и наказывать грабителя!» Не протестующие виноваты, когда их и всех, кто попал под раздачу, бьет ОМОН.

 

Другое распространенное возражение: мол, вся эта суета с митингами и гражданскими акциями несвоевременна, Россия находится на другой ступени общественного развития, и когда-нибудь, лет через 200, мы получим и честные выборы, и работающий суд. Это мысль основана на дурно понятом историческом детерминизме: течение времени само по себе нейтрально и не приведет нас ни к свободе, ни к процветанию. Только действия или бездействие людей приближают нас к цели. Для протеста, для неповиновения всегда «не время». Цитируя Кинга, скажем: «”Подождите” почти всегда означает “никогда”».

Ясно, что аналогия между угнетенным черным меньшинством в южных штатах США и нынешними российскими оппозиционерами в высшей степени условна: российские оппозиционеры занимают в нашем обществе совсем другое место — они сравнительно обеспеченны и значительно более образованны.

Речь не о схожести действующих лиц, а о тактике борьбы. Буквально копировать акции движения за права человека явно не получится: попытка прорыва в столовую Госдумы и отказ покидать ее до прибытия полиции или ФСО, конечно, привлечет внимание, но вряд ли будет иметь сколько-нибудь серьезный эффект. Российской оппозиции еще предстоит изобрести собственные, в достаточной мере провокационные формы гражданского неповиновения.

Некоторые попытки в этом направлении уже предпринимались. В марте 2012 года движение «Прорыв» объявило о проведении акции «DDoS-атака автозака». Участники акции должны были провести несанкционированный митинг в рамках «Стратегии-31», а затем добровольно отправиться в автозак, при необходимости даже требуя задержания. Целью было обеспечить «мирную сдачу такого количества “правонарушителей”, с которым они [полицейские] не будут способны справиться».

 

В целом акция «Прорыва» отвечает теоретическим требованиям: это морально обоснованная мирная провокация, которая должна была способствовать эскалации. Если бы DDoS-атака автозака была действительно массовой — акция могла бы иметь успех. Однако желающих добровольно проехаться в автозаке нашлось недостаточно. Полиция легко справилась и с задержанием, и с оформлением активистов, а воздействие акции на общественные настроения было минимальным.

Массовыми такие акции могут стать только при радикализации все большей части нынешних участников протеста. На первый взгляд задача выглядит как порочный круг. Однако здесь на помощь российской оппозиции успешно приходит власть, которая и без провокаций совершает действия, пусть не приводящие к увеличению абсолютного числа протестующих, но зато радикализующие уже имеющихся — это и действия полиции 6 мая, и обыски у Навального, Собчак и других оппозиционеров, и лишение мандата депутата Гудкова.

Остается надеяться, что радикализация приведет к успешной реализации тактики мирного гражданского неповиновения, а не к вооруженному противостоянию и появлению профессиональных революционеров-бомбистов.