Болотная: начало или финита?

ЕЛЕНА РАЧЕВА сомневается в том, что митинг на Болотной можно считать победой

Вечером перед митингом 10 декабря мне позвонила подруга.

– Значит, так. Берем медицинский полис, никотиновую жвачку, бинт, йод, анальгин и антиобморочные салфетки с нашатырем, – сурово сказала она.
– Салфетки-то зачем? – только и смогла спросить я.
– На митинг и пожилые люди придут, – серьезно сказала она. – Вот им, допустим, плохо. А у нас хуяк – и салфетки есть!
Чувствуя себя дурой, я сунула в сумку антисептик.

…Митинг на Болотной площади словно сам собой разбивался на сектора. Прямо около сцены собирались пенсионеры. «Быков, смотри, живой Быков!» – шептались они. Выше по Болотной, ближе к Каменному мосту, митинг становится похож на ожившую ленту Facebook, откуда выныривали много лет не виденные знакомые от 20 до 35 лет. Еще выше окончательно превращался в монстрацию с плаками «Свободный Тибет», «Люди, любите друг друга!» или «Я – Божена».

– Вы знаете, сколько нас? – кричал со сцены Геннадий Гудков. – Митинг заканчивается около Балчуга!

Толпа отвечала радостным воплем.

Ниже в сторону Кадашевской набережной начиналось полное народное единение. Советские и имперские флаги развевались рядом, где-то под памятником Репину колонны скинов и анархистов вместе скандировали «Вы охуели!». Машине с мигалкой перекрыли дорогу, а менты не отреагировали. Приятель-фотограф рассказывал, что только что снял Лимонова. На Лимонова не обращали внимания, и дедушке было грустно.

«Волшебник» Чуров действительно творил чудеса.

– Девушка вы за «Единую Россию» не голосовали? – окликал меня майор полиции в оцеплении. – И я не голосовал. Все наше отделение вообще за ЛДПР.

Женщина в мохнатой шапке в экстазе скандировала «Пе-ре-выборы!» Рыжий добродушный человек с наколками вора в законе на пальцах поднимал на плечи девушку с белой ленточкой. С дерева свешивался знакомый хипстер.

Белые хризантемы, белые гвоздики в петлицах, белые воздушные шарики с надписью «Нас надули» создавали ощущение праздника. Всё вместе было похоже на пикник «Афиши» или даже фестиваль хиппи – такой «Вудсток» по-русски, с Цоем и на снегу.

– Какие же все хорошие! Какие же все красивые! – восторженно вскрикивала красивая девушка впереди.

Я шла посреди счастливой толпы и думала, что за эту неделю действительно видела рождение гражданского общества. И, кажется, теперь на Болотной вижу его смерть.

Все началось 4 декабря. Дело было даже не в 46% по Москве, массовых вбросах и «волшебнике» Чурове. Дело в том, что все вдруг ярко и зримо увидели параллельный мир. Мир, где закон не работает, наблюдателя в любой момент можно выгнать с участка, а вбрасывать бюллетени нужно, потому что «нам тут еще жить». Мир, где с людьми разговаривают так, как с ними нельзя говорить, так что протестовать заставляет не проснувшаяся гражданственность, а собственное достоинство.

После выборов, где тебя держали практически за вещь, единственно возможным для меня и моих друзей оказалось нарисовать плакат «Верните мой голос!», купить белых цветов и выйти на площадь, впервые в жизни переборов ненависть к толпе. Это было необходимо, но имело отношение к человечности и самоуважению, но совсем мало – к политике и гражданскому обществу.

Увы, политика не заводится от фейсбучных «лайков» и перепоста роликов со вбросами бюллетеней. Для появления оппозиции мало написать на плакате: «Едрить твою мать!» и забить в телефон номера адвокатов. И даже резолюции с требованием перевыборов тоже – мало. Чиновник из «Единой России» Андрей Исаев уже заявил, что участники митинга будут услышаны, а Владимир Чуров – что перевыборы не планируются.

Что дальше? Кажется, это все.

Накопленная за неделю злость вылилась в протест на Болотной. Мы действительно увидели исторический момент. Повторится ли он на митинге 24 декабря? Вряд ли. Вчера на сайте «Единой России» появился комментарий шеф-редактора Кремль.орг Павла Данилина про «модный всплеск недовольства» «сытой молодежи с айпадами и айфонами». «Скоро Новый год, люди увлекутся обычными для этой поры заботами, а о модных митингах все забудут», – написал он. Как ни противно, боюсь, он окажется прав.

Единственное важное, что случилось в субботу – мы поняли, что мы есть, нас много и это «много» не превращается в толпу. Что у нас есть чувство собственного достоинства, мы можем разговаривать друг с другом, улыбаться оцеплению «космонавтов» и кричать провокаторам «Фу!».

Мы существуем, но рано говорить, что мы победили. Мы еще даже не начали борьбу.

…В пять часов вечера от Болотной до «Боровицкой» шел плотный поток людей.

– Уважаемые граждане! Пожалуйста, занимайте проезжую часть! – кричал с мегафон упитанный полицейский. Правый ряд дороги отгораживала сплошная стена ОМОНовцев в шлемах. Забрала шлемов были подняты, и когда ОМОНовцам говорили «спасибо», они улыбались.

Справа под Большим Каменным мостом стояли солдаты. Шеренга растянулась от площади и до набережной, сверху десять грузовиков с надписью «Люди» слились в большую буро-зеленую колбасу.

Дальше с моста было видно, что Софийская набережная занята колонной грузовиков ОМОН. Хвост колонны уходил куда-то за горизонт, через решетки окошек было видно дремлющих людей. По другую сторону моста на Берсеневской наверняка было то же самое.

На мосту фотографировались митингующие. Он и она, в руках – плакат «Верните наш голос!», позади – шеренга «космонавтов», приятель снимает на iPhone.

– Люди не хотят расходиться! Понимаешь? Они танцуют и не хотят расходиться! – счастливо орал по телефону оставшийся на Болотной друг.

Знаменка и Моховая оказались перегорожена еще одной стеной «космонавтов», Манежная площадь была оцеплена, и обалдевшая мама, волоча за капюшон ребенка, испуганно спрашивала дорогу в Александровский сад.

«Космонавтов» становилось все больше. Слишком много для мирного города, для счастливой толпы. Казалось, что Большой брат все-таки watching you. Да, он разрешил тебе провести митинг, но все же напомнил, что ты – в меньшинстве. Ты идешь здесь потому, что тебе это позволили и хочет, чтобы ты это понимал. На месте Большого брата я действовала бы точно так же.

Гражданское общество двигалось по специально выделенному для него коридору из «космонавтов». Здесь они уже не улыбались, и было видно, что «космонавты» устали и, кажется, дико злы на нас всех. Подруга весело пыталась вручить прохожим антиобморочные салфетки, в ответ ей радостно предлагали белые цветы. Около Манежа «космонавты» закончились, начались ряды солдат внутренних войск. Лица у солдат были совсем детские, замученные и голодные. Иногда на них грубо покрикивал офицер. Гражданское общество спускалось в метро.

– Знаешь, лучше я себе салфетки оставлю, – оглянувшись, сказала подруга. – До следующего раза. ​