– Так что ж мне теперь – повеситься, что ли?
– Да, отчасти и повеситься.

Оцените материал

Просмотров: 10817

После отчаяния

Михаил Айзенберг · 08/02/2010
Отчаяние не итог, а инструмент, точнее — инструментальное состояние, может быть, наиболее продуктивное для современного автора

©  Getty Images / Fotobank

После отчаяния
— Как вы не можете уразуметь, что советский человек бездарен вовсе не индивидуально, но антропологически: по самой своей природе, по определению?
— Так что ж мне теперь — повеситься, что ли?
— Да, отчасти и повеситься.

Этот разговор, чем-то напоминающий первую беседу Мастера с поэтом Бездомным, запомнился из-за смешного «отчасти», но еще и потому, что в нескольких фразах сконцентрировал множество других разговоров. Все они родом из семидесятых годов — из того времени, когда закончилось всякое продолжение, все нужно было начинать заново, но мало кто верил, что такая работа по плечу кому-то из современников. Речь шла о клейме рождения, о полной зависимости, не оставляющей никаких шансов. Ты не виноват, тебе просто не повезло.

По мнению многих (и от него нельзя было отмахнуться), новой русской поэзии не было и быть не могло. Почему? «По определению». Эти соображения были вполне основательны, и, если бы действительно существовала возможность повеситься отчасти, можно было бы, наверное, задуматься и о таком варианте. Положение было какое-то отчаянное.

Но мне кажется, что все новое начинается с отчаяния. Это верный спутник юности, с ее лихорадочным, как при повышенной температуре, самосознанием и каким-то смещением контуров — от себя к другому, к чужому, — когда живешь собственным будущим в калейдоскопических осколках чужого настоящего. Его не способно отменить «философское» понимание того, что катастрофа не конец жизни, а один из ее обязательных эпизодов. Что провалы делают линию жизни не такой ровной, а стало быть, не такой монотонной. Что отчаяние не последнее помещение в этой анфиладе, за ним тоже что-то следует, и состояние (состояние сознания) можно поместить там даже более надежно.

С отчаяния началась и новая русская поэзия. В ее основания легли когда-то состояния тонущего или задыхающегося: невольные, инстинктивные голосовые движения; рефлексы человека, помещенного в камеру с откаченным воздухом. И если бы не было отчаянного сомнения в возможности новой поэзии, не было бы и новой поэзии.

Отчаяние не итог, а инструмент, точнее — инструментальное состояние, может быть, наиболее продуктивное для современного автора. В нем залог его жизнеспособности. Кроме силы, нужна еще точка приложения силы. Отчаяние и было такой точкой.

Я думаю, что, не пройдя это состояние, поэзия и не способна стать новой. Новая поэзия — та, что существует после отчаяния.

Семидесятые годы прошлого века нуждаются в повторном прочтении, в пере-читывании. Тогда окажется, что то, что сейчас видится (и присваивается) суммой приемов, появлялось на свет как усилие рождения из ничего. Нужно было ответить на единственный вопрос: «Возможна ли поэзия?» И ответить не единожды, а всякий раз заново, и только при особом стечении обстоятельств, дающем стихам возможность начаться. Собственно, это стечение обстоятельств и становилось стихами. Они появлялись, почти не веря в себя, лишь постепенно обретая уверенность в собственном существовании.

Честно говоря, я не понимаю, что происходит сейчас: то ли эта возможность уже окончательно доказана, то ли она перестала особенно волновать. Нельзя сказать, что вопрос «снят с повестки дня», но из него как будто ушли энергия и напряжение. И немудрено: ведь какой-то ответ уже получен, стихи, похоже, избавлены от необходимости доказывать свое право на существование. Это закономерно, и не так просто объяснить, почему я смотрю на сегодняшнюю ситуацию с большим интересом, но без настоящей зависти. Мне кажется, что на кону не те ставки — или это просто другая игра. В ней можно проиграть, потом начать другую игру. Проигрыш не смертелен, он не обрушивает твою жизнь, не делает ее несостоявшейся.

Новейшая поэзия существует, кажется, в довольно благополучной ситуации: в ее состав входит множество стиховых практик, каждая из которых представляется открытым входом в поэзию. Стиховая речь движется потоком, куда можно войти и дважды, и трижды. «Возможность стиха» присутствует как закономерность — не как преодоленная невозможность.

Но эта возможность заговорить в любой момент и с любого места как будто противоречит самой идее поэтической речи. Или даже просто речи, но в другом, не техническом понимании.

Между человеком и его речью есть какая-то преграда. Какой-то Рубикон. Его еще надо перейти.

Ссылки

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:4

  • lesgustoy· 2010-02-08 19:32:16
    ну да
    ну да
  • i1g2o3r4· 2010-02-09 10:54:39
    ОТЧАЯНИЕ - КАК ТОЛЧОК К САМОПОЗНАНИЮ , ИМЕЮЩЕМУ ВЫРАЖЕНИЕ В ТВОРЧЕСКИХ ФОРМАХ . В ТОМ ЧИСЛЕ И В ПОЭЗИИ . НО ТО , ЧТО ПОЭЗИЯ НАЧИНАЕТСЯ С ОТЧАЯНИЯ , НЕ СОВСЕМ ВЕРНО . ОНА , К СЧАСТЬЯ , НАЧИНАЕТСЯ С ДРУГОГО . МОЖЕТ С ПУШКИНСКОГО - ОСТАНОВИСЬ МГНОВЕНЬЕ , ТЫ ПРЕКРАСНО- , А МОЖЕТ КАК У БРОДСКОГО С ПРОСТОГО ИЗОБРАЖЕНИЯ НА СТЕНЕ НА ДАЧЕ РЕЛИГИОЗНОГО СЮЖЕТА . А МОЖЕТ , АХМАТОВСКОЕ - КОГДА ВЫ Б ЗНАЛИ ИЗ КАКОГО СОРА ..... ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ , У КОГО ИЗ ПОЭТОВ - ПОЭЗИЯ - НАЧИНАЕТСЯ С ОТЧАЯНИЯ . ВСЁ-ТАКИ С ЧЕГО-ТО ДРУГОГО . С ГУЛА ВНУТРИ ДУШИ , С РИТМА , С НАПЕВА .... ЧТО-ТО ДОЛЖНО БЫТЬ НА КОНЧИКАХ ПАЛЬЦЕВ . С УВАЖЕНИЕМ ИВЧЕНКО ИГОРЬ .
  • afo-nja· 2011-05-05 21:11:52
    Не "новая" и не "семидесятых": вся русская поэзия не только начинается с отчаяния,но
    но вся целиком есть поэзия отчаяния, и только сила этого отчаяния вселяет надежду.
Читать все комментарии ›
Все новости ›