Это был мир, где тебя унижали каждую секунду, где все определялось негативной селекцией, где скоты глумились над людьми. Какие задачи ставят восставшие в гетто?

Оцените материал

Просмотров: 86242

Дмитрий Волчек: «У монстра нет ни вкуса, ни совести. А у нас есть»

Станислав Львовский · 26/04/2010
Страницы:
     

— Сначала все-таки пригласили, а уже потом он стал биографом Проханова. А как вы это себе видите — «был взят курс»? Кем, собственно, взят? Откуда «появились шарлатаны»? Как-то нет ощущения, что «новый реализм» (назовем это так ради простоты) приносит большие прибыли. Понятно же, что не на этих книгах издательства делают деньги. Есть ощущение, что тут более сложная история, не то чтобы прямо про деньги. Ну какие, право, прибыли от «Елтышевых»?

Поначалу это все-таки был чисто коммерческий проект, причем вполне успешный — вспомните европейские гастроли маленькой троглодитки. Такие фокусы, конечно, проходят только один раз.

Откуда взялись шарлатаны — хороший вопрос. У меня нет знакомых такого сорта, я могу только фантазировать. Вот в 1998 году разночинец приезжает в Москву с рукописью поэмы о том, как батяня спился, а мамка пошла по дорогам. Он любит передовицы газеты «Завтра», там пишут правду о жизни. И вот он уже сидит в ботинках на два размера меньше в общежитии Литературного института и ненавидит пидарасов. Через два года президентом становится Путин, а парня приглашают писать рецензии в журнал для клерков. Вот его звездный час: он объявляет о том, что постмодернизм умер и пришло время нового реализма. Потом вызывает слободских дружков, и пошло-поехало.

— То есть просто такое стечение обстоятельств?

Да, тут очень многое сплелось — корысть, реваншизм, но главное — некомпетентность. Вот интересно, что сейчас великое множество блестящих кинокритиков, но нет людей, способных хоть как-то оценить то, что происходит в литературе, не на какой-то грядке, а на всем поле. Есть простой индикатор — Нобелевские премии. Можете представить эксперта по кино, который вообще не знает режиссеров, получающих «Оскаров» или «Золотую пальмовую ветвь»? С литературой именно так, единственным исключением в последние годы был Памук. Присуждают премию Дорис Лессинг — никто не читал, они начинают спешно передирать статьи из английских газет, пишут адскую чушь. Леклезио — они впервые слышат это имя. В прошлом году награждают Герту Мюллер — наш «биограф Проханова» по складам читает синопсис ее последнего романа и изрекает: «Ага, про ГУЛАГ. В общем, все ясно». (А ясно ему, что книга про ГУЛАГ никому в России не интересна — старший друг объяснил.) Правда, и у него имеются таланты: отлично берет интервью у Оксаны Робски.

— Как это, по-вашему, случилось — то, что случилось с критикой? Некомпетентность, деградация (называйте, как хотите)?

Почему «АвтоВАЗ» не выпускает «бентли», а мэр Москвы — пузатый старичок, а не 18-летняя топ-модель? Предположим, мы установим, что критикам, как милиционерам, мало платят, так что они вынуждены брать взятки у издателей и публиковать вольные пересказы аннотаций. Что это изменит? Тут следствия важнее причины. Одно из следствий — то, что издатели, у которых не было хороших советчиков, пропустили множество интереснейших книг и имен. Ужасно, что 20 лет не издают на русском великого Хуана Гойтисоло. Ужасно, что не перевели важнейшие книги последних десятилетий — «Марджери Кемп» Роберта Глюка, романы Денниса Купера и Стивена Барбера. Ну и так далее, одно расстройство.

С другой стороны, есть прекрасные издательства, которые существуют вне этой мусорной ерунды — вообще за полем, где скачут все эти скоморохи. «НЛО», «Симпозиум», «Текст», «Лимбах», еще несколько десятков, ну и где-то в конце списка — «Колонна» с «Митиным журналом». Я так много говорю про критику, потому что это действительно хоррор — полная депрофессионализация.

А вот в русской поэзии — фантастический подъем, новый золотой век. Вы сами знаете все имена, я не буду перечислять, ладно? Только одну книгу из новых назову — это «Без огня» Александра Миронова.

        Все продано, все проклято
          Давным-давно. С берестяной таблички
          Какую руну нам прочесть?
        Скворцы и живчики,
        Синильные синички,
        Опомнитесь!
        Бог есть!

Мне так нравятся эти синильные синички, думаю о них день и ночь.

— А с прозой совсем все нехорошо или есть надежда?

В русской прозе, мне кажется, с начала века не случилось ничего примечательного. Двадцать лет назад я бы сказал, что есть Мамлеев, Сорокин и Саша Соколов, и сейчас повторю то же самое. За последние десять лет мир заметил всего два события, связанные с русской литературой: смерть Солженицына и публикацию «Оригинала Лауры». И верно ведь, смотрите:

«Я доволакивался до дому со службы, снимал причинявшие мучительную боль франтоватые полуботинки и надевал удобные старые шарканцы. Этот акт милосердия неизменно вызывал у меня сладострастный вздох, который моя жена, если я по неосмотрительности позволял ей его услышать, находила вульгарным, отвратительным, непристойным. По жестокости ли своей или оттого, что она воображала, будто я дурачусь нарочно, чтобы ее раздражать, она как-то раз спрятала мои домашние туфли, хуже того — спрятала их в разных местах, как поступают в сиротских приютах с хрупкого здоровья братьями, особенно холодными ночами, — но я тотчас пошел и купил двадцать пар мягчайших карпеток, пряча свое заплаканное лицо под маской Рождественского деда, чем напугал приказчиц в магазине».

Вот это русская проза, хоть и переведена с английского. «Двадцать пар мягчайших карпеток»! Где тут место для Елтышевых? Встают Елтышевы всей семьей, надевают карпетки и тихо уходят.

— Ну, предположим, с жанровой прозой понятно. Но за ее пределами — есть все-таки в крайней части спектра проза, например Лейдермана, Соколовского и Осокина, ближе к центру — не знаю, Петрушевская. А если посмотреть на процесс в динамике, в частности на названные вами имена, то принято, например, считать, что Сорокин при этом дрейфует в сторону мейнстрима. Вопрос, собственно, вот в чем: кажется ли вам, что вне букеровских/толстожурнальных списков тоже всё совсем плохо?

— Я не знаю, что такое мейнстрим. Это когда голая Дарья Донцова пляшет под песню Бритни Спирс? Нет никакого мейнстрима. Книги Сорокина хорошо продаются, потому что он великий русский писатель, а не оттого, что он куда-то дрейфует.

Мне нравится то, что пишет Павел Пепперштейн. Я очень рад, что Лена Элтанг получила прохоровскую премию. Литературные премии — это ерунда, но тут был триумф честности и здравомыслия: наградили роман, возникший в XXI веке, а не в ящике с дохлыми советскими цыплятами.

Но я думаю, что время новой литературы еще не пришло, потому что продолжается эпоха великих архивных открытий. Дневники Пришвина и Кузмина, великолепный роман-коллаж Вишневского по материалам архива Татищевых и Поплавского, собрания сочинений Платонова, Кржижановского и Цыпкина, записки Бориса Лунина — вот то, что останется от нулевых годов. Это самое важное.
Страницы:

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:36

  • bibi· 2010-04-26 14:28:49
    Очень хорошо
  • bezumnypiero· 2010-04-26 15:58:43
    вот, нормальный человек, а не журналистское ссыкло, которому от всего хорошо.
  • kostochka· 2010-04-26 16:15:59
    Viva Openspace!
Читать все комментарии ›
Все новости ›