Крушение «железного занавеса» сопровождалось многообещающими конференциями и фуршетами, правда, с тех пор отечественное набоковедение как-то скукожилось и зачахло.

Оцените материал

Просмотров: 11410

Дональд Джонсон. Миры и антимиры Владимира Набокова

Юрий Левинг · 22/08/2011
Почему именно эта книга и именно этого автора? Почему именно сейчас? И вообще, почему Набоков?

Имена:  Владимир Набоков · Дональд Джонсон

©  Виктория Семыкина

 

 

Рецензию на русское издание книги, вышедшей в оригинале по-английски 27 лет назад, правильнее назвать поводом к размышлению. Причем скорее печального свойства: почему в России она появилась только сейчас? Почему эта книга и именно этого автора? И вообще, почему Набоков?

Когда-то с триумфом посмертно возвращенный на родину сам того не чаявший эмигрант (в «Даре», кстати, герой полагал, что возвращение книгами случится «через сто, через двести лет»), глянцевый Набоков сегодня уютно обустроился в книжных витринах и даже завел себе пошловатый бренд. Этим летом в Петербурге я умилился, увидев неподалеку от отеля «Астория» пузатую матрешку с вывеской: «НАБОКОВЪ. Подарки и сувениры». Твердый знак повис, как оторванное ухо террориста «в листве невиннейшей липы» в сквере у Исаакия, из отчего-то вдруг вспомнившихся «Других берегов» несчастного автора. Но если террорист пал «при неряшливой до легкомыслия перепаковке смертоносного свертка в снятой им комнате недалеко от площади», то Набоков в данном случае стал жертвой собственной неартикулированной славы. Первое издание «Лолиты» вышло еще в Советском Союзе, в далеком 1989 году. Крушение «железного занавеса» сопровождалось многообещающими конференциями и фуршетами, правда, с тех пор отечественное набоковедение как-то скукожилось и зачахло. Остались вывески.

Собственно, книгу Дональда Бартона Джонсона, профессора Калифорнийского университета, следовало издать еще двадцать лет тому назад, и тогда она заняла бы свое место в списке благообразно цитируемой российскими учеными набоковианы. Сегодня это скорее памятник ушедшей эпохе героического возделывания непаханой интеллектуальной целины.

Некоторые утверждения Джонсона, в свое время пионерские, звучат сегодня по меньшей мере банально (например, о том, что игры Набокова — важная составляющая запутанной паутины аллюзий, совпадений и узоров в мире писателя, которые, как в миниатюре, отражают систему тем и подтем его романов). Подзабытое авторство прописных истин стоит, разумеется, освежить. Это касается даже новейших западных исследований: заглядываем в книжку Томаса Каршана «Набоков и искусство игры» (Оксфорд, 2011), там Джонсон упомянут лишь однажды и вскользь. От некоторых формулировок переводчикам просто следовало бы отказаться или хотя бы их уточнить, понимая, что мы имеем дело с филологическим изделием своего времени, а наука вообще продукт скоропортящийся. В противном случае нас поджидают такие глубокомысленные перлы (выхватываю наугад): «Русский символизм был довольно сложным течением, внутри которого не было полного согласия» или «отец Набокова, бывший министром в местном антикоммунистическом правительстве». Монографию Джонсона эти мелочи не умаляют, она написана с изяществом и должным вниманием к деталям. Более серьезные концептуальные слабости исследования отмечали рецензенты еще английского издания, и повторять их здесь не стоит (см. хотя бы в журналe «Славик ревью» 1988 года умный обзор Присциллы Мейер, чью книгу о Набокове «Найдите, что спрятал матрос» — между прочим, также с опозданием на два десятилетия — наконец издало по-русски «Новое литературное обозрение»).

Русский перевод книги Джонсона вполне адекватен. Огорчителен, правда, выбор названия — «Миры и антимиры Владимира Набокова». Как и с громадной бабочкой на обложке, такая пышность, несомненно, подошла бы поэме Андрея Вознесенского, но у Джонсона — Worlds in Regression — и здесь в подтексте отсылка к математическому понятию «регрессивного анализа», или, еще точнее, к шахматному термину «ретроградный анализ». Набоков пользовался ретроградным анализом при составлении шахматных задач и, что еще интереснее, пытался применить его, по аналогии с литературным приемом, к построению некоторых своих прозаических конструкций (об этом вполне внятно пишет и автор на стр. 126—129 русского издания). Сам Набоков заложил каламбурное прочтение в название сборника Poems and Problems, куда он включил стихотворения и шахматные задачи (на английском языке — «проблемы»). На худой случай тут сошел бы дословный перевод «Миры наоборот», но издатель решил «покрасивее».

И здесь мы подходим к «проблеме» книгоиздания и издателей. Стараниями энтузиастов из небольшого питерского издательства «Симпозиум» русский читатель получил очередной томик «литературного наследства». Там же, следует напомнить, в 2000-м появились «Ключи к “Лолите”» — еще одно знаковое исследование своего времени легендарного Карла Проффера, основателя «Ардиса». Вышли они тогда по инициативе главного редактора А. Кононова, который, по его собственному признанию мне в конце 90-х, до дыр зачитал свой английский экземпляр и решил, что настала пора подарить его русскоязычному читателю. Теперь перед нами другой раритет, — по-видимому, как и в прошлый раз, личный выбор редактора. Ясно, хозяин — барин. Побольше бы таких барских прихотей, поскольку иначе выбор этот не объяснишь. А надо бы чаще и систематичнее.

На Западе набоковедение — как коттеджная индустрия. Русско-американский автор там нарасхват, посвященные ему новые книги выходят до десяти штук в год, а уж статьи о нем и пересчитать сложно. Из английских трудов, которые стоило бы своевременно перевести в России, назову лишь недавние: «Набоков, развратно» Эрика Наймана (Изд-во Корнелльского университета, 2010); «Перо и скальпель: Набоков  между искусством и наукой» Стивена Блэкуэлла (Изд-во Огайского университета, 2009), или хотя бы с уклоном в науч-поп: «В погоне за Лолитой: Как массовая культура еще раз растлила малолетку Набокова» Грэма Викерса («Чикаго ревью», 2008). Где усидчивые аспиранты и переводчики? Почти за три десятилетия со времени выхода в свет и ставших классическими монографий К. Проффера или А. Аппеля не то что можно было бы сделать полноценную научную карьеру в России, а успеть вырастить целое поколение молодых филологов-набоковедов. Вот так Россия, кажется, во второй раз прозевала своего национального писателя.

А книга Джонсона? Слишком хорошо. Слишком поздно.

Дональд Б. Джонсон. Миры и антимиры Владимира Набокова. — СПб.: Symposium, 2011

 

 

 

 

 

Все новости ›