Главное, чем скрепляют куски земли в этой книге, все же смерть, чаще всего трагическая, нелепая, внешне бессмысленная.

Оцените материал

Просмотров: 11076

Юрий Буйда. Все проплывающие

Геннадий Каневский · 15/06/2011
Расширенная чуть ли не в два раза книга 1998 года «Прусская невеста», не скромничая, встает в ряд книг, творящих литературные земли

Имена:  Юрий Буйда

©  Тимофей Яржомбек

Юрий Буйда. Все проплывающие
Пожалуй, это самый объемный из выходивших в последнее время на русском языке сборников рассказов. Без малого семьсот страниц, объем — на полноценный роман. Романом, по сути, эта книга и является. Романом в рассказах. Летописью. И сотворением мифа.

Расширенная чуть ли не в два раза книга 1998 года «Прусская невеста», получившая в этом новом издании название «Все проплывающие», не скромничая, встает в ряд книг, творящих литературные земли. Сотворенные земли, как это принято в географии, получают имена своих создателей и отныне зовутся двойными именами. Йокнапатофа Фолкнера. Макондо Маркеса. Одесса Бабеля. Чегем Искандера. Город/поселок Велау/Знаменск Буйды. Последний случай, впрочем, особый. Восточная Пруссия — земля завоеванная, присвоенная победителями, изгнавшими коренное население. У любой победы есть не только светлые, но и темные стороны, и все же она — Победа. Но воображаемая граница с юности не дает автору покоя. С одной стороны от нее — многовековая история, битвы и предательство, союзы и распри королей; темные мифы язычества, превратившиеся в преданиях крестоносцев в борьбу с жуткими творениями сатаны, ящерами и полуптицами-полузмеями, наполняющими земли Восточной Пруссии. С другой — победители, пришедшие после войны на эти земли. А вместе с ними — переселенцы, порой — жертвы режима, порой же — всякий сброд, «беспричинные люди», не помнящие корней и родства. Вернуть эту землю к жизни — приучить ее к себе, к новым жильцам — можно, только начав все с нуля. То есть дать сперва мертвой воды, чтобы тело срослось и раны затянулись. А затем — живой, чтобы сказочный богатырь встал.

Именно это Буйда и делает. Он берет 60-е годы, улицу своего детства, вернее, поселковый квартал, «Семерку», и начинает тянуть нить: от одного двора — к другому, от одного «беспричинного» человека — к другому, от одного пришельца — к другому. Всякий рассказ — часть романа. Все связаны друг с другом, все цепляются один за другого, но все они герои мифа, и вовсе не те, кем кажутся на первый взгляд. Они должны скрепить разрозненные куски своей новой земли собственной любовью и собственной смертью. Поэтому у каждого поселкового алкоголика в нужный момент, как у Богородицы из апокрифа, может вырасти третья рука. Поэтому среди них попадаются странные создания: кто на одной ноге, которая и не левая и не правая, но способна перепрыгнуть через железнодорожный состав; кто неожиданно для собутыльников отрывается от земли и перемещается по воздуху. Гости из иных краев внезапно, повинуясь некоему зову, сходят с поезда и остаются навсегда. А иные и вовсе въезжают в город на быке с золотыми рогами в сопровождении льва. Любви в книге Буйды много, как и во всех его книгах, — любви страстной, плотской, гипертрофированной, от которой закипают воды двух рек города — Лавы и Преголи; любви, не ведающей преград, а зачастую не признающей и родственных отношений. Но главное, чем скрепляют куски земли в этой книге, все же смерть, чаще всего трагическая, нелепая, внешне бессмысленная. Герой не погиб в первой новелле? Значит, погибнет в следующей. Следуя по цепочке смертей, понимаешь: эти люди должны умереть именно здесь, превратиться в свою новую родину, пресуществиться. Они умрут — и в памяти мальчика в очках, будущего редактора районной газеты, а затем писателя и столичного жителя, сохранятся своими кличками, своими подвигами, а затем перейдут в нашу память уже на ином, мифологическом, уровне.

Читать текст полностью

 

 

 

 

 

Все новости ›