Оцените материал

Просмотров: 48346

Загробная победа соцреализма

Ольга Мартынова · 14/09/2009
Страницы:
3. Примеры и иллюстрации

Два-три автора, которые будут упомянуты ниже, взяты только для примера, для пояснения. Я ничего против них не имею, я не считаю их главными, что называется, bad guys, я даже не утверждаю, что они неталантливые люди. Я просто хочу понять, почему при полной свободе выбора они — и такие, как они, — взяли за образец плохую литературу. Нужно ли подчеркивать, что плохую с моей точки зрения (им, да и многим другим эта литература, несомненно, должна нравиться; почему — один из вопросов этой статьи). Другой вопрос: почему современное состояние русской словесности таково, что именно такого рода «восходящие таланты» оказываются на виду, а не какие-то Фигли-Мигли (это тоже только пример).

Понятно, время формирования этого поколения было не самым лучшим для «воспитания чувств». Все ценностные системы были опрокинуты, общий уровень агрессии и самосострадания очень высок, организованности сознания очень низок. В сознании бедных детей переходного времени осели не только обрывки истеричных перестроечных времен, но и (и даже в первую очередь) старый советский жаргон. «Вообще я считаю, что писателя надо слушать, и перестроечный Съезд депутатов, где сидели Евгений Евтушенко и Василий Белов, — это достойная модель ». Боже мой, думаешь, читая это в интервью с Сергеем Шаргуновым, какой Евтушенко, какой Белов, какой съезд, откуда это, в какой реальности?! Потом оглядываешься на литературный ландшафт и понимаешь, что в молодых головах вообще гремит какая-то гремучая смесь. При явно прослеживаемой склонности к «красно-коричневым» оттенкам возможны любые разговоры в пользу свободы и демократии без всяких (идео)логических связей. Ничто ничего не исключает, все существует одновременно. Вот тот же Шаргунов начинал в кругу национал-большевиков, поддерживал Лимонова, переходил от «оппозиционных сил» к «правительственно ориентированным», ну, в общем, дело не в его политических амбициях, а именно в полной неструктурированности сознания. Главное, «писателя надо слушать», а что и как он будет говорить, не так уж и важно.

Стоп, очень показательная вещь: в рейтинге возмущений моей статьей на втором месте после дискуссий об этнической принадлежности Людмилы Улицкой находится опровержение формального членства Сергея Шаргунова в партии Лимонова. Дело даже не в том, что речь у меня идет не о собственно членстве, а о диапазоне идеологических метаний. Дело в том, что любой настоящий писатель на это бы и внимания не обратил, а пришел бы в ужас от того, как чудовищно перевраны его слова. Потому что неведомый переводчик, конечно же, не потрудился найти источник цитаты. Судите сами. Оригинал: «Новый реализм в том смысле нов, что более откровенен и резок, нежели классический, он отражает более динамичную стилистически (в частности, набитую ментами-бомжами-киллерами) жизнь». Обратный перевод: «Новый реализм является новым в том смысле, что он более открытый и более острый, чем классический реализм, он отражает жизнь, у которой больше динамики (там кишмя кишат милиционеры, бомжи и киллеры)». Даже мне стало неприятно, но автору-то словá, кажется, совершенно неважны! В каком порядке стоят! Какие интонационные тонкости выражают! Если мы выведем за скобки смехотворность высказывания (старым бедным реалистам типа Толстого и Чехова, понятно, далеко до новой откровенности и резкости), то в оригинальной фразе есть, помимо глупости, даже какой-то драйв, в переводе же нет вообще ничего. Каким равнодушием к языку нужно обладать, чтобы не зарычать от обиды!

Впрочем, можно приводить какие угодно примеры, вкус останется делом вкуса. Кому и горький хрен малина, кому и бланманже полынь. Но, по сути, я говорю о вещах, не составляющих предмета спора — «они и не скрываются». Вот кусочек из рассказа Романа Сенчина: «Ведь вполне можно попытаться написать такую вещь, по содержанию она будет близка распутинским “Деньгам для Марии”... Да, почти идентична с ней, но, конечно, с учетом сегодняшнего времени. Та-ак... И показать, что через тридцать с лишним лет ничего не изменилось, а, скорее, страшнее стало, бесчеловечнее... И хорошо, хорошо, что будет похоже на повесть Распутина — сейчас римейки в большой моде, на них лучше клюют, чем на полную, стопроцентную оригинальность». Главное здесь — это само собой разумеющееся присутствие советской литературы в сознании современного повествователя. Когда я начинала читать «новых реалистов», я сразу почувствовала что-то мучительно знакомое и почти забытое, что пробивалось через напоминающие перестроечный кинематограф нотки навзрыд-жалости к себе (с набором соответствующих клише: менты-бомжи-киллеры, наркоманы, проститутки и т. п.). И каждый раз я узнавала этот стиль, тяжелое полуграмотное дыхание чиновных советских писателей типа Валентина Распутина или Юрия Бондарева.

Может быть, все это началось, когда издательство Ad Marginem вызвало из полунебытия, позвало «из-за забора» Александра Проханова? Я несколько лет с интересом наблюдала за развитием «левой идеи» в издательской программе этого когда-то вполне симпатичного заведения, выпустившего несколько отличных книг (одно издание Леонида Липавского оправдало бы существование любого издательства), и все спрашивала себя, куда же это приведет. Ответом стала публикация «Последнего солдата империи», сделавшая Проханова своего рода культовой фигурой. Именно потому, что издание это произошло «по эту сторону забора» — на освещаемой фуршетными люстрами части московского литературного пространства. Как курьез всё это очень забавно, вот, например, образчик прохановского красноречия: «Среди катастрофы, среди упадка, среди деградации, среди ужасных тенденций возникло нечто новое, загадочно-странное. На смену четырем возникавшим здесь Империям (первая — Киевская Русь, вторая — Московское царство, третья — Петровско-Романовская, четвертая — Сталинский проект) — стала возникать Пятая. В нашем Вифлееме народился таинственный пятый младенец, еще невиданный миру. О его рождении оповестили волхвы». Параноидально-фантастические картины, основанные на популярных в скучное позднесоветское время мистико-географических и расово-социальных «лженауках», вообще характерны для поколения Проханова. Но его молодые последователи сформировались во время, потребовавшее навыков каждодневной борьбы за выживание, им было не до фантазмов. Что, может быть, делает их лучшими людьми (а может быть, наоборот, не знаю), но, к сожалению, это не делает их лучшими писателями. Сам факт, что человек, пишущий по-русски так, как может написать Захар Прилепин (достаточно вспомнить многократно осмеянное: «Я гладил Дашу, стоящую выше, ко мне лицом, огромными грудками касаясь моего лица... »), является одним из »ведущих» писателей, оскорбителен для русской литературы. Еще раз — проблема для меня не в Прилепине. Может быть, при других условиях он стал бы неплохим писателем; может быть, в советское время, по которому он тоскует, он бы стал хорошим советским писателем, поскольку тогдашние редакторши ему бы все эти «огромными грудками касаясь моего лица» просто-напросто вычеркнули, а он бы потом сидел в ЦДЛ и жаловался на «еврейский произвол». Дело в литературной ситуации, в которой владение языком на таком уровне считается чем-то маловажным. Главное-де актуальность и близость к жизни, отсмеявшись, заключает критик. И этот собирательный критик показательнее реального (если он реален) Захара Прилепина.

Мне кажется, очень важно понять, почему люди образованные и вроде бы далекие от примитивно интерпретированных советскими недоучками почвеннических идей не отказываются сосуществовать с этим идейным и культурным уровнем? Ведь ясно, что сосуществовать с ним — означает существовать на нем, тут не может быть никаких иллюзий. Почему это мало кого интересует, даже как постановка вопроса? Вопросов бы не было, если бы все это происходило в редакции журнала «Молодая гвардия» или в каком-нибудь областном Союзе писателей в одной из черноземных губерний. Но вот, например, на радио «Свобода» либерально-оппозиционный юморист Виктор Шендерович призывает не обращать внимание на большевистские взгляды, а просто любить большого писателя Прилепина. Это симптом, а не сам факт существования таких писателей и такой прозы.

4. Заключение

Я привела только несколько примеров, иллюстрирующих феномен ренессанса советского литературного вкуса и реабилитации советской культурной идеологии. Это объективный феномен, а не чье-то злонамерение. Но пока этот феномен не будет осознан — прежде всего людьми, для которых падение эстетической, идеологической и экономической монополии советской культурной машины было долгожданным освобождением, а не «катастрофой», лишившей их писательских дач и мест в Верховном Совете (или надежд на таковые), — никакого улучшения не произойдет. В том числе и никакого улучшения новой, «молодой» литературы. Мне кажется, назвать и сформулировать эту проблему было моей обязанностью. Только поэтому я взялась за пересказ и комментарий своей немецкой статьи, вообще-то имевшей другое назначение — скорее, чисто информационное.
Страницы:

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:6

  • kharon· 2009-09-15 13:25:34
    "Писала... об очень любопытных «нерусских» книгах, например о диалоге французского буддиста с немецким профессором о тайнах мозга".

    А что это за книга? И разве не логично было бы сделать ссылки при таком перечислении, это ж не газета, и у нас тут 2009 год.
  • aleleo_aleley· 2009-09-15 20:40:06
    Вкус определяет победившее общество потребления. У нас оно победило весомо, грубо, зримо, не так постепенно и вкрадчиво, как на Западе. Литературу потребляют, и это для России ново. Сейчас, как никогда, писателю надо заплакать над первой станицей, тогда читатель заплачет над последней. И потребитель умрет, а человек воскреснет.
  • Viesel· 2009-09-15 23:12:05
    Присоединяюсь к вопросу Kharon'a: что это за книга такая?
Читать все комментарии ›
Все новости ›