«Я — полная противоположность маленькой девочки, Джонатан. Я притворяюсь девочкой, но это не доставляет мне удовольствия».
«Принцесса Ангина» Ролана Топора издана детским издательством «Самокат» в серии «Недетские книжки» — это может ввести в заблуждение. Не вижу ничего плохого в том, чтобы «Принцессу Ангину» читала аудитория до шестнадцати. Опасность в другом: как бы эта немеркнущая классика абсурда не оказалась похоронена в братской могиле ханжеских, якобы «антипафосных» эскапистских книжек для кидалтов, которые по большей части фактом литературы и не являются.
Ролан Топор — известнейший французский сюрреалист, художник, карикатурист, мультипликатор, сценарист, телережиссер, актер, прозаик, драматург, создавший в Париже шестидесятых творческую группу «Паника» совместно с Фернандо Аррабалем и Алехандро Ходоровским. Он был одержим страхом смерти, с которым справлялся при помощи черного юмора. Его послужной список включает в числе прочего книгу под названием «Учебник по самоубийству» и полупластилиновый мультфильм по романам маркиза де Сада. Иными словами, попытки отечественных рецензентов умилиться «Принцессе Ангине» выглядят довольно бледно. Один смешной пример: в свое время мультфильм Топора «Дикая планета» (там люди фигурировали в качестве домашних животных у синих представителей высшей инопланетной расы) показывали у нас по телевизору под названием — внимание! — «Земля людей». Название позаимствовано, видимо, из библиографии Сент-Экзюпери — автора «Маленького принца», хрестоматийной, навязшей в зубах сказки для взрослых. Чтобы отмежеваться от подобного контекста, достаточно одной переклички: вместо сентенции вроде «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил» героиня Топора скорее скажет: «Количество мест ограничено. При всем желании мы не в состоянии подбирать всех, кого давим. Говорят, что с животными много хлопот. А с людьми? От них шум, грязь, они ненасытные и невыносимые».
Читать текст полностью
Так что выводить из «Принцессы Ангины» мораль и, как Лев Толстой в известном литературном анекдоте, — «хлоп ложкой об стол», было бы неуместно. Зато простор для интерпретаций поистине безграничен, учитывая тесную связь сюрреализма с психоанализом. Если верить автору, его сказка — вообще что-то вроде аутотерапии, литературного Алана Карра: «Ангина была на самом деле историей про молодого человека, который слишком много курил. У него заболело горло, он подумал, что это ангина. Ему сказали, что Ангины не существует — это был рак». После написания «Принцессы Ангины» Топор навсегда бросил курить. На тему изгнания бесов намекает даже никак не обоснованный набор топонимов в книжке — это сплошь католические святыни: Лурд, Лизье, Рим. Однако контекст провоцирует искать исцеления не в Лурдском источнике, а скорее на кушетке.
Тут самое время указать на ближайший подтекст «Принцессы Ангины»: «Алису в Стране чудес». Обычно ее упоминают в первых строках по причине несомненного сходства приемов. Но можно еще вспомнить, что «Алиса» по части психоаналитических интерпретаций уступает разве что «Винни-Пуху», — и то не факт.
Нонсенс, давший миру «Алису в Стране чудес», возник в Британии как обратная сторона железобетонной викторианской нормы, как предохранительный клапан для рассудка, застегнутого на все пуговицы. Сюрреализм, высвобождающий подсознание посредством автоматического письма, выполнял похожую функцию в другое время и в другом месте. В этом смысле редакционная аннотация к «Принцессе Ангине», намекающая на причинно-следственную связь между выходом книжки в 1967 году и известными событиями в Париже, случившимися год спустя, не выглядит слишком смелым обобщением.
Помимо освобождающей интеллектуальной радости чистого абсурда, «Принцесса Ангина» имеет с «Алисой» много общего: это тоже история любви взрослого мужчины и маленькой девочки. Эта тема сейчас — даже большее табу, чем во времена Кэрролла: благодаря завоеваниям популярной психологии наивная презумпция невиновности больше не действует. Современная литература может переварить этот вечный сюжет только в морализаторском ключе: Гумберт Гумберт достоин ненависти, презрения или жалости. Немного смелее оказывается кинематограф — вспомнить хотя бы фильм Люка Бессона «Леон» (порезанный, впрочем, прокатчиками почти во всех странах). Принцессу Ангину отличает не менее трезвый взгляд на мир, чем ученицу наемного убийцы:
«Я — полная противоположность маленькой девочки, Джонатан. Я притворяюсь девочкой, но это не доставляет мне удовольствия. Конечно, я еще свеженькая, и ногти у меня на ногах не такие жуткие, как у кинозвезд, но я больше уже не строю никаких иллюзий. Почти. Но мне необходимо делать вид, что я девочка. Иначе никто не станет мной заниматься, а в одиночку я не выживу. Если бы существовала пенсия для детей, как для стариков, я переехала бы в какой-нибудь флигелек на окраине города и больше не изображала из себя дурочку».
В сказке Ролана Топора, как в «Леоне», эта любовь — не обескровленная, но и не сведенная к сексуальной перверсии — выглядит нормальнее всего, что происходит в абсурдном мире. Льюис Кэрролл себе, конечно, такого позволить не мог. С другой стороны, преподобный Чарльз Лутвидж Доджсон увлекался фотографированием маленьких девочек без одежды, и это воспринималось всеми окружающими как невинное хобби — каковым оно и являлось на деле. В наши дни столп викторианской морали не избежал бы, вероятно, обвинений в детской порнографии. Мы другие люди, у нас нет тех железобетонных внутренних границ; в нынешней ситуации у автора практически нет способа приделать этой истории хеппи-энд. Все, что ему остается, — избавить героя от статьи, а героиню — от «участи, которая хуже смерти», умертвив одного из них в прямом или переносном смысле: все зависит от того, была ли Ангина девочкой или болезнью. Для подсознания это, в принципе, не важно: все та же история про изгнание бесов. Минздрав предупреждает.
Ролан Топор. Принцесса Ангина. С 26 рисунками автора ( пер. с французского Надежды Бунтман). — М.: Самокат, 2009
Другие материалы раздела:
Станислав Львовский. Другой случай, 25.05.2009
Неосязаемые премии и Набережная неисцелимых, 22.05.2009
«Телеграфный стиль», 22.05.2009
