Рутгер Вольфсон: «Наша задача – найти красоту»

Директор Роттердамского кинофестиваля рассказывает о прорыве африканского кино, торрентах и Фонде Хуберта Балса, а украинский режиссер Мирослав Слабошпицкий объясняет, почему фонд больше не дает грантов русским

Имена:  Мирослав Слабошпицкий · Рутгер Вольфсон

В Москве и Санкт-Петербурге прошли Дни Роттердамского фестиваля. Фильмы из программы этого года представил директор фестиваля Рутгер Вольфсон.

Вольфсон, ранее возглавлявший Центр современного искусства в Миддельбурге, вошел в состав роттердамской дирекции в 2004 году, а в 2008-м был назначен генеральным директором смотра на четырехлетний срок.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

В этом году Роттердамский фестиваль прошел в сороковой раз. Сегодня это не только показ радикального и даже маргинального арт-кино, но еще и рынок копродукций Cinemart и Фонд Хуберта Балса, уже более двадцати лет помогающий режиссерам со всего мира в финансировании их проектов.

Во время визита Вольфсона в Москву БОРИС НЕЛЕПО выяснил у него, чем Роттердам отличается от других фестивалей. Интервью продолжает цикл разговоров с фестивальными кураторами, в том числе с Марко Мюллером (Венеция), Ситорой Алиевой («Кинотавр»), Оливье Пером («Двухнедельник режиссеров» и Локарно), Марит Капла (Гетеборг), Алексеем Медведевым и Антоном Мазуровым («2morrow/Завтра», «2-in-1»).

В качестве дополнения к разговору OPENSPACE.RU публикует комментарий украинского режиссера Мирослава Слабошпицкого, который рассказал о том, как он получил грант Фонда Хуберта Балса на свой новый фильм «Племя», и объяснил, почему кинематографистам из России эта полезная организация больше не помогает.


— Вы провели уже три фестиваля. Как изменился Роттердам под вашим руководством?

— Роттердам существует очень долгое время, и у него изначально была хорошая концепция. У меня не было необходимости что-то менять: я получил продуманный фестиваль с широким спектром картин и программ — от более зрительских до таких специфических, как ретроспектива Натаниэла Дорски. Моя роль скорее заключалась в том, чтобы защитить уже существующую уникальную ситуацию.

Мы сделали несколько вещей: разбили программу на секции, упростив ее структуру; постарались сделать конкурс более интересным. И занялись дополнительными проектами — Cinema Reloaded, в рамках которого каждый может финансово поддержать фильмы молодых режиссеров.

— Есть ли у фестиваля сверхидея или какая-то глобальная миссия?

— Наш фестиваль поддерживает режиссеров. Рынок Cinemart выявляет интересные проекты, а Фонд Хуберта Балса помогает им состояться. «Глобальная миссия» — звучит странно, но если о ней говорить, то она в том, чтобы поддерживать независимость по всему миру.

— Как получить поддержку фонда? Какие у вас критерии?

— Режиссеры или продюсеры подают заявки, мы выбираем. Не думаю, что есть какие-то критерии; может быть, только формальные, не художественные. Мы просто пытаемся найти что-то уникальное в каждом проекте, то, что интересует нас. Наша задача — найти красоту. На юго-востоке множество интересных дебютов, и даже если мы не поддержали проект, то продолжаем следить за режиссерами, контактировать с ними и звать в наши программы.

— Есть режиссеры, которые регулярно оказываются в официальной программе вашего кинофестиваля. Например, филиппинец Хавн де ла Крус, автор тридцати полнометражных и семидесяти короткометражных фильмов. Вас не смущает, что он так и остается только роттердамским героем?

— Понимаете, есть режиссеры, которым удается сделать шаг ко всемирному признанию. Мы всегда поддерживали Апичатпонга Вирасетакуна и потому страшно счастливы его успеху. А он, в свою очередь, всегда великодушно упоминает о поддержке Роттердама. Есть авторы вроде Хавна, которым этот шаг сделать не удается — наверное, потому, что его творчество оригинально и содержит вызов. Нет никакой проблемы: Роттердам — очень естественное место для Хавна.

— В этом году у вас была юбилейная программа «Возвращение тигра», в которой показывались новые работы режиссеров, участвовавших и побеждавших в роттердамском конкурсе. Кого вы могли бы назвать среди главных открытий фестиваля?

— Конечно же, Хон Сан Су. А также Келли Рейхардт, Наоми Кавасе, китайский документалист Ван Бин, в прошлом году попавший в венецианский конкурс с игровым дебютом, филиппинец Лав Диас; Кристофер Нолан, получивший «Тигра» за свой дебют «Преследование». Он, наверное, самый известный роттердамский режиссер (улыбается). Как я уже говорил — Апичатпонг и, кстати, Илья Хржановский: премьера его фильма «4» состоялась в Венеции, но там он был едва замечен.

Это, между прочим, интересный феномен. Я замечаю, что фильмы часто находят своего зрителя не на тех фестивалях, где проходит их премьера. Вот одну из картин малазийского режиссера Ву Мин Джина показывали в венецианских «Горизонтах» чуть ли не пустому залу, а в Вене и Роттердаме на его сеансы были проданы все билеты.

Кто угодно вам скажет, что заниматься прокатом арт-кино очень тяжело. Во всем мире ситуация становится только хуже, потому фестивали сейчас играют очень важную роль: они помогают фильму найти аудиторию. Мы осознаем свою ответственность. В Роттердаме большая аудитория, но мы думаем о том, чтобы помочь картине найти зрителя и за пределами фестиваля. Чтобы ее заметили.

Сегодня мы называем фестивальными фильмами те картины, которые кочуют от киносмотра к киносмотру в поисках аудитории. А более коммерческие фильмы, напротив, обходят фестивали, чтобы не получить там плохую критику. Интересно, как ситуация будет развиваться дальше. Думаю, фестивали начнут соревноваться между собой — за фильмы.

— Художественный руководитель фестиваля в Локарно Оливье Пер считает, что нет больше аудитории, кроме фестивальной. И, соответственно, нет зрителя для нового поколения режиссеров. Вы согласны?

— Ну, Пер очень резко формулирует. В каком-то смысле он прав, но думаю, что ситуация все время меняется. Зритель есть, иначе бы вы не ездили на кинофестивали. Наша задача — найти его и привлечь.

— Билеты на фестивальные показы в Роттердаме расходятся мгновенно, но основная часть фильмов в итоге не находит дистрибьюторов.

— Да, это так, и это странно. Если судить по статистике, то на фестивальные показы собирают чуть ли не половину всех посетителей артхаусных кинотеатров Нидерландов за год. Причина — возможность увидеть режиссера живьем и фестивальная атмосфера.

— У Роттердама своя ниша в фестивальном мире. В чем вы видите свое отличие?

— Помимо сочетания фонда, рынка и кинофестиваля, к нам, как я уже сказал, приходит очень много зрителей. Режиссеры всегда отмечают, что публика в Роттердаме не такая, как обычно на фестивалях, — очень открытая и любопытная.

Самое главное — у нас есть пространство для маневра. Захотим — сделаем фокус на африканских режиссерах, нас никто не ограничивает. Мы ставим на режиссеров, которые не делают выбор в пользу мейнстрима или компромисса. Несмотря на то что фестиваль стал очень крупным событием (что неожиданно), мы не зависим от звезд, медиа, спонсоров и тому подобных механизмов.

Наш фестиваль прежде всего про кино. Мы не допускаем никаких спонсоров или политиков на сцену, хоть им это сложно объяснить, почему и приходится вести долгие переговоры.

— В Роттердаме открывают не только новые имена, но и новые территории. Остались ли еще на карте какие-то неожиданные, неоткрытые кинематографии?

— Мне кажется, что все территории, которые только можно было бы открыть, уже открыты. У Роттердама репутация фестиваля, ориентированного на Восток. Мы действительно первыми стали показывать на Западе картины из Юго-Восточной Азии. Со временем это превратилось в большую индустрию: люди полюбили азиатское кино.

В Роттердаме всегда обращали внимание на Филиппины, Малайзию. У нас есть отборщик Гертьян Зуильхоф, который много лет путешествовал по Азии, исследовал андеграунд. Он встречал одного режиссера, тот знакомил его со своими друзьями — так находились те или иные авторы. Теперь он переключился на Африку, последние два года делаем на ней фокус. Сначала была программа «Забыть Африку», в этом году — «Захват Африки».

Но надо быть реалистами и понимать, что в Африке совсем другая и гораздо более сложная ситуация, чем где-либо еще в мире. В Азии у людей есть технологии, цифровые камеры, они не так бедны. Поэтому мы не можем ожидать тех же результатов, ведь это совсем другая территория по уровню развития. И это, наверное, последний континент, еще не покоренный фестивальными отборщиками.

— Как искусствовед, что вы думаете о взаимном влиянии современного искусства и кинематографа, о котором столько разговоров? Марко Мюллер, например, переформатировал под эту концепцию венецианские «Горизонты»…

— Ну, этим мы давно занимаемся, у нас в программе могут быть и короткометражные фильмы, и видеоарт… В течение долгого времени эта конвергенция была интересной темой для разговора. Идея потенциального ухода кинематографа от большого экрана интересна до сих пор. Но если посмотреть критически на художников, снимающих кино… По-настоящему интересных примеров много, но это не самая неотложная тема.

В сегодняшнем мире гораздо более важен практический вопрос — вопрос дистрибуции. Как найти зрителя, как осуществить прокат, как использовать интернет и новые технологии?

— К слову о технологии: а что с интернетом и торрентами, какое у вас к ним отношение?

— Я не уверен, что мы это сделаем, но по крайней мере у нас были мысли осуществить релиз какого-нибудь фильма, поддержанного Фондом Хуберта Балса, через торренты. Потому что количество просмотров и скачиваний бывает невероятное. Это как раз может помочь найти аудиторию, если, конечно же, режиссер согласится и не возникнет сложностей с авторскими правами. Торренты — это сложный вопрос, но надо понимать, что многие фильмы попросту невозможно найти на DVD. Возможно, где-нибудь в далекой точке планеты какой-нибудь парень, который интересуется кино, скачает фильм, и это изменит его жизнь.