Мы не кружок российского арт-хауса и не фестиваль для кинокритиков. Фестиваль всегда занимался кинопроцессом в его реальной ситуации.

Оцените материал

Просмотров: 12648

Ситора Алиева: «У нас страна больших денег»

Мария Кувшинова · 27/08/2010
Программный директор «Кинотавра» рассказала МАРИИ КУВШИНОВОЙ об «Овсянках», разобщенности и о том, почему российское кино не проживет без фестивалей

Имена:  Алексей Мизгирев · Алексей Попогребский · Алексей Федорченко · Дмитрий Месхиев · Елена Ренард · Николай Ренард · Рената Литвинова · Ситора Алиева

©  Кинотавр

Ситора Алиева

Ситора Алиева

В последние годы стало очевидно, что «Кинотавр» — крупнейший фестиваль российского кино, проходящий в июне в Сочи, — из ежегодного события превращается в подобие национального киноинститута. Режиссеры принимают участие в конкурсе короткого метра, а спустя год-два приезжают на конкурс уже с полнометражными дебютами. Проекты, представленные на питчинге, здесь находят инвесторов и тоже оказываются в конкурсе. Здесь картины попадают в поле зрения международной прессы и фестивальных отборщиков и начинают свое путешествие по миру (не обходится без скандалов: в этом году с конкурса был снят фильм Алексея Федорченко «Овсянки» — уже во время киносмотра он был приглашен в Венецию). Наконец почти все картины из обоймы «Кинотавра» так или иначе выходят в отечественный прокат.

Программный директор фестиваля Ситора Алиева (сейчас находящаяся на масштабном фестивале российского кино в Австралии) рассказала OPENSPACE.RU о взаимопроникновении культур и о том, почему частному фестивалю приходится брать на себя обязанности по продвижению российского кино внутри страны и за ее пределами.


— В последние годы «Кинотавр» из фестиваля начал превращаться в целую функционирующую систему, что вообще для нашей страны большая редкость. Была ли у вас изначально задача занять место отсутствующего национального киноинститута?

— «Кинотавр» задумывался двадцать один год назад как институт поддержки, пропаганды и продвижения российского кино. В последние шесть лет мы действительно делаем все возможное для его развития. И спасибо вам, если вы действительно так считаете. Но хочу подчеркнуть, что деловая часть существовала все годы и именно «Кинотавр» в конце 90-х первым уделил серьезное внимание лекциям и мастер-классам с участием международных специалистов по продюсированию и защите авторских прав. В Сочи прилетали консультанты и юристы ФИАПФ (Федерация кинопродюсеров мира) и других больших общественных организаций Европы и Америки. Конечно, в последнее время все кардинально изменилось. И фестиваль вышел за рамки только кинопоказа, невольно взяв на себя функции мини-киноинститута, которого, к сожалению, в России не существует. Я объездила максимальное количество национальных фестивалей в Европе и Азии, которых не так много на самом деле. Мы встречались и подписали соглашение о взаимном сотрудничестве и обмене опытом. И многому я научилась у больших фестивалей, у которых, например, стоило перенять систему поиска талантов. Берлин когда-то придумал «Кампус». Жакоб в Каннах придумал и короткий метр, и «Ателье»...

— Еще есть Cinéfondation...

— Да. Это конкурс киношкол. У них существует три направления в работе с молодыми талантами. Здорово, что в «Ателье» приглашают не «своих» режиссеров, а тех, кто зарекомендовал себя на других фестивалях, как это было с Ильей Хржановским. Попав сюда, ты получаешь возможность представить свой новый проект ключевым продюсерам мира. Это площадка первого контакта. Но, увы, не все проекты, представленные там, потом попадают в Канны...

«Кинотавр» действительно стал во всех смыслах очень удобной базой для серьезной институции, имеющей действенное влияние на современный кинопроцесс. Безусловно, мы занимаемся поиском талантов для самих себя, но на самом деле мы же их ищем для всей киноиндустрии. Конечно, это непросто, но мне кажется, что поиски надо расширять и работать на местах: устраивать конкурсы заявок в течение всего года. Я говорила со студентами ВГИКа, Высших режиссерских курсов и с теми, кто вообще нигде не учится. Им необходимо место, где они могли бы презентовать и свои киноработы, и свои идеи. Ситуация очень быстро меняется. Удешевление процесса дает возможность большему количеству людей снимать кино. И пример картины «Явление природы», снятой на фотоаппарат Canon, тому прямое доказательство! Кризис, о котором все говорят, — как выясняется, не помеха. Всегда есть возможность сделать фильм за небольшие деньги, если поставить перед собой реальные креативные задачи. Я в это верю. Подобная ситуация существует во всем мире. Яркий пример — Латинская Америка и Азия, где снимается немало качественного, малобюджетного кино. Мне кажется, что сегодня «Кинотавр» — место, где происходит, может быть, медленная, но серьезная модернизация нашего кино.

— Нет опасности появления синдрома Роттердамского фестиваля, на деньги которого часто создаются фильмы под определенный формат? У молодых российских кинематографистов тоже может возникнуть соблазн делать фильмы «под Кинотавр».

— Опасности нет. В этом году, например, короткий метр был очень стилистически и тематически разнообразным. Я несколько лет смотрю каннский короткий метр и каждый раз удивляюсь его точечной арт-направленности. Жанровых лент там почти не бывает.

— Я говорила с актрисой Динарой Друкаровой, которая в этом году была в жюри каннского короткого метра. Она рассказывала, что все фильмы очень депрессивные, печальные истории из жизни стариков...

— Они действительно грустные, но дело не в возрасте персонажей… Даже если герой молодой, как в картине «Я здесь» венгерского режиссера Балинта Симлера, то все равно он переживает чувство тотальной безысходности и потерянности в большом городе Будапеште. Автор, правда, представляя свой фильм, сказал: «Вообще-то наш город не такой, как у меня на экране. Он красивый». Я не думаю, что режиссеры сегодня сознательно культивируют депрессивность, чтобы попасть на фестивали. Недавно я вернулась с детского кинофестиваля в Чехии. Меня сын спрашивает: «Мам, почему во всех фильмах все болеют и умирают?» Мне очень понравился ответ канадского продюсера: «Мы не развлекаем детей, мы их обучаем жизни. Наша задача — назвать вещи своими именами». Духоподъемных картин в принципе в мире довольно мало. В этом смысле Россия не исключение. Но я хочу подчеркнуть, что наряду с арт-кино мы все годы показываем то, что называется мейнстримом. Увы, его не все принимают, оно практически не награждается, и часто можно услышать: «Зачем вы вообще взяли это в конкурс»?

— За что же мы называем такое кино мейнстримом? За попытку пробиться к более широкому зрителю?

— Конечно. Найти умный мейнстрим в России сегодня очень тяжело. Хорошую комедию — а я много их видела — сегодня снять даже труднее, чем качественный арт-фильм. В любом случае, мы отбираем самое талантливое, достойное, профессиональное в каждом секторе. Другой вопрос, что бы мы ни делали, массовый зритель не хочет смотреть российское кино — давайте называть вещи своими именами. Мы не кружок российского арт-хауса и не фестиваль для кинокритиков. Фестиваль всегда занимался кинопроцессом в его реальной ситуации. Конечно, наши задачи гораздо шире, чем только кинопоказ. Я мечтаю о том, чтобы у нас были дополнительные залы (фестиваль традиционно проходит в двух залах: сочинском Зимнем театре и зале гостиницы «Жемчужина». — OS) и продюсеры могли бы, как в Торонто или Пусане, показывать фильмы зрителям и смотреть, как они работают на большую аудиторию.

— Все-таки «Кинотавр» до сих пор был мероприятием для профессионалов, на него нельзя купить билеты.

— Первые годы мы экспериментировали и показывали конкурсные картины на площади. Продюсеры сами от этого отказались, так как они боятся потерять часть своей аудитории в предстоящем прокате. Они хотят сохранить премьерность и показать фильм на «Кинотавре» только экспертной группе: жюри, СМИ, коллегам-кинематографистам и рыночникам, с которыми мы очень плотно сейчас работаем. В Сочи мы действительно имеем возможность увидеть друг друга, сказать друг другу все, что мы думаем, обозначить самые важные болевые точки. За двадцать лет мы пережили и кооперативное кино, и малокартинье, и налоговые льготы, и их отмену. И теперь у нас опять новая ситуация. Хочется надеяться, что новые государственные подвижки окажутся не бессмысленными. Прокатчик из Петербурга провел анализ прокатной судьбы фильмов «Кинотавра», и выяснилось, что 90 процентов из них выходили на экраны. Участие картины только на фестивале при отсутствии дальнейшего проката — тупиковый путь. После национального кинофестиваля в Гдыне я изучала, как работает прокат польских фильмов. Если за год снято пятьдесят картин, то на экраны выходит сорок. Это неплохо, несмотря на малочисленность залов, а также такое же засилье американского кино, как и у нас. Во Франции снимается от 200 до 240 фильмов в год, включая копродукции, и в прокат выходит от 80 до 90 процентов из них. В Германии, по последним данным, из 350 картин, включая документальные и копродукции, в прокат вышло 144. Все остальное выходит на телевидении и на DVD. И ситуация в России идентична. Только в Южной Корее снимается 80 фильмов и 80 выходит в прокат.

— То есть момент соприкосновения фильмов «Кинотавра» с публикой происходит уже не на фестивале, а в прокате?

— Да. Но мне кажется, что в какой-то момент государство упустило контроль даже не столько за кинематографом, сколько за его продвижением и пропагандой. У нас мало кинотеатров. И для многих поход в кино пока еще роскошь. Я не верю в то, что наш зритель настолько агрессивно настроен против отечественного кино. Нужно, чтобы люди на местах активизировались и сами начали этим заниматься... Вот я приехала на МКФ в Оренбург, а меня спрашивают радиожурналисты: «Не подскажете, где можно найти фильмы “Изображая жертву” и “Юрьев день”?» Думаю, что они не единственные во всем городе, кому хочется смотреть такое кино. А в Оренбурге тем временем несколько вузов…

— Нужно тогда какие-то кинопоезда делать, как после революции.

— Я думаю, что на все можно найти спонсоров.
Страницы:

Ссылки

 

 

 

 

 

Все новости ›