Оцените материал

Просмотров: 4948

Помело, орехи, лаваш... И все пищевое

14/02/2008
Бывший авангардист Осмоловский теперь обратился к почти традиционной скульптуре. Правда, не до такой степени традиционной, чтобы делать ее своими руками. Поэтому о пластической ценности работ Осмоловского Екатерина Деготь и Давид Рифф поговорили с человеком, который эти работы, собственно, выполняет, – скульптором Дмитрием Юнаковским
Хлеб вообще-то не я делал. Я сразу отказался: тупая механическая работа. Толя пытался пробовать резчика, но получалось ужасно неинтересно. Если уж тупо, должна резать машина, и, к счастью, такую нашли. В общем, покупается хлеб, потом он засыхает, выбираются самые интересные образцы, сканируются, в машинку закладывается отсканированный вариант, и она аккуратненько сверлышком все это воспроизводит. Но это я вам кухню какую-то рассказываю ненужную...

Хоть я хлеб и не делал, но я его ел, в тот период, когда мы много общались. Он все время у меня дома лежал, этот сухой хлеб. Может, тогда Толя его и приметил. У Толи вообще все из жизни. Помело, орехи, лаваш... И все пищевое. Может, это вообще в мужской природе.

Я для Толи делал танковые башни, билеты, отпечатки кулака. Все бронзовое. Башни интересно было делать. Оказалось, что невозможно их копировать с макета или рисунка, надо, чтоб чувствовалась их сущность. Это как художник неопытный с фотографии рисует: всегда будет заметно, что он от поверхности идет. А у Врубеля незаметно, потому что он идет изнутри. Копировать форму снаружи – не было бы эффекта вещи. И я вот лепил, физически, ручками, обобщал... Это была совместная, кстати, наша с Толей работа, он все время рядом сидел.

В скульптуре главное – плинта, связь с пространством. И я предлагал сделать под каждую башню свой постамент. Но это как-то не пошло, в итоге они валяются, как плюшки какие-то... А я хотел, чтоб каждая была вещь в себе.

Одни литейщики эти башни отказались отливать. У них не получалось, и они сказали: «Мы мирные люди, войны не хотим». А у других получилось, но с огромным трудом. Известно же, что сделать дверь, например, самую простую гораздо труднее, чем резную, все отказываются... Но я в итоге нашел людей. Хотя, что интересно, и они были не особенно рады этой работе. Она как-то всем чужда оказалась. У них вообще стали мысли появляться, что это какая-то шпионская вещь, что у них будут с ФСБ проблемы.

Билеты я был против белыми делать, слишком уж как настоящие. Там лист латунный продырявливался на станке специальными пробойниками с эффектом рваной бумаги. Пока искали технологию, намучились. Тяжело найти вменяемого человека. Повезло, на одном заводе обнаружился местный Кулибин. Еще были трудности с латунью, ее вело все время, требовались уже какие-то инженерные решения. Они постоянно в современном искусстве нужны, а этому никто не учит, приходится изобретать велосипед. Нужен специалист по сварным конструкциям, а приходится все самому. Конечно, лучше делать живопись, это вещь проверенная: натянул холстик, сел, кинул красочку, лессирнул, отвез в салон, поставил – и ждешь, когда тебе деньги упадут.

Толя, кстати, все время наравне со мной общался с этими людьми, объяснял. И форму мы вместе разрабатывали, пальчиками тыкали. Хоть он и недавно начал работать в скульптуре. Вообще, у нас в России скульптуры нет, но иногда вылезает что-то: вот Осмоловский вылез. Конечно, я не знаю, надолго ли хватит человека и надо ли ему вообще в ту сторону идти в не таком уж юном возрасте. Очень меня поначалу это удивляло: ну зачем человек туда влезает настолько с головой? Потом я понял, что только глубокий перфекционизм дает результат. У нас жизнь не то чтобы халтурная, но какая-то приблизительная, никому не нужны люди, которые делают что-то хорошо. В Осмоловском перфекционизм сохранился только потому, что он из маргинальной среды.

Это вызывает уважение, конечно. Вот Кулик привлекал тоже скульптора, тот вообще от начала до конца ему все сделал, просто потому, что ему был симпатичен Кулик – тем, что внес живую струю в искусство. Как я понял, там и финансовой заинтересованности особой не было, и амбиций никаких.

Для меня скульпторА, как говорили в СССР, – это Микеланджело, Андреев. Мухина, на худой конец. Мне неудобно себя так называть, звучит смешно. В Греции же все эти Фидии были людьми государственного значения, а тут ходит маленький человек и чего-то ковыряет. Я даже – ну, это такие эстетские уже дела – свои авторские работы не подписываю. Неприличным кажется. Когда чего-нибудь большое и красивое сделаю, нетленку, тогда можно будет подписывать, а пока... пока вот делаю новую работу для Толи, могу показать модель. Эй, руками не трогай, ты что! Это же пластилин. А если я к тебе в объектив пальцем залезу?

 

 

 

 

 

Все новости ›