Георг Шёльхаммер: новый авангард – это авангард смысла, а не формы

Одной из заметных выставок прошедшего года была «Манифеста-8» в Испании. ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ поговорила с ее куратором

Имена:  Георг Шёльхаммер

Георг Шёльхаммер (Georg Schöllhammer) — главный редактор журнала Springerin (Вена), основанного в 1995 году. С 2005 по 2007 год он был главным редактором проекта «Журналы “Документы-12”» (documenta 12 magazines) —международного сотрудничества более сотни журналов во всем мире, которое возобновило работу с 2009-го. Кроме того, Шёльхаммер возглавляет Tranzit.at, а также исследовательскую группу «Параллельные современности — Архитектура на полях Советской империи» (Parallel Modernities — Architecture at the Margins of the Soviet Empire, Франкфурт/Берлин). Он является директором проекта Sweet Sixties — коллективного исследования позднего модернизма и неоавангарда в Центральной и Западной Азии, на Кавказе, Ближнем Востоке и в Северной Африке; основал международную исследовательскую группу «Послевоенные авангарды» (Любляна, Барселона, Вена). Он сотрудничает в исследовательском, издательском и выставочном проекте «Бывший Запад» (Утрехт, Эйндховен, Мадрид и Варшава). Живет и работает в Вене. В 2010 году коллектив Tranzit.org стал одним из трех кураторов биеннале современного искусства «Манифеста-8» в испанской провинции Мурсия (биеннале создали три уже существующих кураторских коллектива).


— Георг, расскажи для начала о скучном: что такое «Транзит» (Tranzit), как он работает и как финансируется?

— «Транзит» — это группа из четырех негосударственных институций в Чехии, Словакии, Венгрии и Австрии, работающих на основе маленькой инфраструктуры, которые пытаются исследовать «скрытую сторону местных историй» и показывать их в более широком международном контексте. Так что эти четыре независимые ассоциации объединяет, с одной стороны, манера действия, а кроме того, общий спонсор — The Erste Bank Group.

— А кто кого нашел — вы спонсора или он вас?

— Это была идея Марии Хлавайовой (ныне директор центра BAK в Утрехте. — OS) и Катрин Ромберг (куратор последней Берлинской биеннале; тогда они обе были кураторами «Манифесты». — OS) начала 2000-х — найти инвестора, который поддержал бы такие гибкие структуры. С другой стороны, у бывшего PR-директора The Erste Bank Group была идея делать что-то в восточноевропейских регионах, и эти идеи соединились, я бы сказал, продуктивным образом. Сначала были основаны подразделения «Транзит» в Чехии и Словакии, затем — в Венгрии, и после — в Австрии. Представители трех первых центров обратились ко мне с тем, чтобы координировать их деятельность и поместить их локальную работу в международный контекст, расширить ее значение. Так возникла платформа Tranzit.org — инфраструктурная группа, которая предоставляет определенные услуги, как веб-, интернет-публикации, и раз или два в год делает объединенную программу «Транзит». Например, это был огромный проект Sweet Sixties, который посвящен неоавангарду от Индии до Марокко. Так что «Транзит-Австрия» работает только с международной сценой, тогда как другие три центра работают с локальной сценой и пытаются представлять локальные истории в интернациональном контексте. В сравнении с тем, сколько мы делаем, наши бюджеты относительно невелики. Сначала было около 60—80 тысяч евро в год, а теперь — порядка 100—120 тысяч каждому из филиалов на всё про всё.

— При этом ни у кого нет выставочного зала?

— У чехов есть, у других нет. Но мы при этом постоянно ищем дополнительное финансирование, и часто привлекаем бόльшие деньги, нежели получаем от The Erste Bank Group, и это позволяет нам быть полностью независимыми.

— А зачем все это нужно банку?

— На самом деле мы имеем дело не с самим банком, а с учрежденным им фондом. Нам, конечно, потребовалось время, чтобы научить работать его локальные спонсорские подразделения. Потому что поначалу у них была идея, что «Транзит» будет приглашать художников делать симпатичный такой дизайн для оформления кредитных карт и банковских отчетов. А в целом зачем им это? Здесь всегда есть доля стратегии и расчета; с другой стороны, существует политический аспект, который очень тесно связан с банком на личном уровне. Нынешний президент Фонда до того был политиком либерально-консервативного крыла, почти что зеленым, и возглавлял отдел в бывшем министерстве культуры и науки в Вене. Так что он был причастен к трансформированию ситуации социального государства, welfare state, которое было вынуждено передать финансирование культуры в частные руки. Не так давно велись очень бурные дискуссии о том, как можно компенсировать отсутствие вложений в общественный сектор, которое является большой проблемой. Так что у него лично, я думаю, были идеи какой-то культурной политики и обучения определенных классов.

— Когда вы получили приглашение стать кураторами «Манифесты», как вы отреагировали на выдвинутый организаторами неолиберальный лозунг «диалога с Северной Африкой»? При том что этот фальшивый «диалог» в нынешних условиях очевидным образом предусматривает разговор с позиции силы, разговор неравноправный, разговор свысока…

— Мы немедленно и открыто его отвергли. Мы сказали, что нас такой диалог не интересует. Что очевидно, что его нет, этого диалога. И что нас вообще не интересует понятие диалога.

— Вы не считаете диалог продуктивным?

— Диалог абсолютно непродуктивен в такой неравнозначной ситуации. Это чисто европейский проект, проект бывших колонизаторов по реинтеграции своих бывших колоний в более широкий контекст — такое отношение к Северной Африке наследует британскому имперскому мышлению. Но и в самой Африке есть самоколонизация и огромное количество конфликтов. Но мы отвергли диалог также и потому, что сами — я, например, — происходим из стран, где очень, очень долго процветала фордистская социальная демократия. А мои коллеги из Чехии, Словакии и Венгрии начинали свою карьеру художников, кураторов и музейных работников как раз в тот момент, когда идея «диалога с Западом» стала частью практики неолиберальной трансформации их обществ. И тогда появилось множество теоретических инструментов, в том числе критических инструментов: например, в эти регионы пришла постфукодианская парадигма. Местные культурные и интеллектуальные элиты должны были ее усвоить, ее этому прямо обучали, но в результате этого образования неолиберальная парадигма и неолиберальная критика наложились друг на друга. И новый теоретический инструментарий, которым поначалу все восхищались, на самом деле не вполне соответствовал потребностям, не отвечал времени. Эта теория, которую всем пришлось выучить, была абсолютно отвлеченной (symbolic), ее не так-то легко перенести на реальные политические процессы и события.

И тогда мы подумали, что как раз это могло бы стать неплохой отправной точкой для разговора об идее «диалога с Северной Африкой». Как можно быть критичным? Как быть в этой ситуации искаженных представлений, непониманий и одновременно быстрых преобразований?

С другой стороны, парадигма, которая уже к тому времени была, — парадигма постсоциалистических или посткоммунистических исследований. Мы ее тоже пытались избежать, чтобы не реконструировать советский империализм. Потому что изучение посткоммунистической ситуации в каком-то отношении реконструирует колониальный аспект советской системы.